Мария Склодовская-Кюри

«Дорогой и глубокоуважаемый пан Склодовский,

…у нас все благополучно. Мари работает серьезно, все время проводит в Сорбонне, и мы с ней видимся только за ужином. Это особа очень независимая, и, несмотря на формальную передачу власти мне, она не только не оказывает мне никакого повиновения и уважения, но издевательски относится к моему авторитету и серьезности, как к дырявым башмакам. Я не теряю надежды образумить ее, но до сих пор мои педагогические таланты оказывались недейственными. Однако мы друг друга понимаем и живем в полном согласии.

С нетерпением жду приезда Брони. Моя милая жена не торопится ехать домой, где ее присутствие было бы весьма полезным и горячо желанным. Добавляю, что мадемуазель Мари совершенно здорова и у нее довольный вид.

Будьте уверены в моем полном уважении».

Это было первым известием от доктора Длусского. Новую родственницу поручили его заботам. Самой же Брониславы не было дома, она задержалась на несколько недель в Польше. Конечно, можно не сомневаться, что это было письмо ироническое, а Казимир принял Маню исключительно тепло и сердечно.

Собственно говоря, Казимир Длусский бедняком не был — у него на Подолье была богатая родня. Но поддерживать связь с ней было практически невозможно. Все дело в том, что, как мы уже упоминали, Казимир был убежденным социалистом и бежал из Российской империи — его подозревали в участии в покушении на жизнь царя. Его родные находились под полицейским надзором и потому не могли пересылать в Париж деньги. Более того, царская полиция «поделилась» с французской информацией о политически неблагонадежном беглеце, после чего и сам Длусский оказался под негласным надзором полиции.

Париж очаровал и ошеломил Марию. Здесь царил дух свободы, на улице можно было услышать «Марсельезу» (о чем в родной Польше невозможно было даже мечтать), а также самые разные мнения и не бояться попасть в участок за свои взгляды. Жизнь в столице Франции не текла тихим ручьем — она бурлила, и это бурление влило в душу Марии новые силы.

Через неделю после приезда Маня (теперь это только домашнее имя) подает документы в университет. А для всего мира она становится Марией Склодовской, Мари на французский лад.

Девушку поражает свободный распорядок посещения лекций и семинаров: студенты могут посещать любые занятия, сдавать экзамены какие захотят и когда захотят. Восхищает Марию и профессорский корпус — в Сорбонне преподают профессора с мировым именем!

Мария поступила на факультет естествознания. И сразу же ей выделили место в химической лаборатории: теперь она может самостоятельно учиться ставить опыты. Девушка быстро включается в работу. Ее не беспокоит то, что здания университета уже шестой год перестраиваются, что лаборатории находятся в разных местах.

На факультете, куда записалась Мария, лекции начинались 3 ноября. Девушка не пропускала ни единого занятия по предметам, которые в первую очередь ее интересовали, — по математике и физике. Если бы она могла, она бы посещала лекции всех 23 профессоров факультета. К счастью, это было физически невозможно.

Каждый преподаватель был яркой индивидуальностью, неординарным человеком зачастую уже с мировым именем. В то время в Сорбонне преподавал знаменитый математик Поль Аппель, эльзасец по происхождению. Среди профессоров был и Габриель Липпман — изобретатель цветной фотографии, в 1908 году получивший Нобелевскую премию.

Поначалу Марии было непросто понимать лекторов, особенно быструю речь. Это ее удивило, ведь дома она старательно изучала французский язык и неплохо им владела, во всяком случае так ей казалось. Вскоре обнаружилось и еще одно прискорбное обстоятельство: Мария недостаточно подготовлена по математике и физике, хотя этими предметами она усердно и добросовестно занималась в варшавской гимназии, самостоятельно пополняла знания чтением и практическими занятиями в лаборатории Музея промышленности и сельского хозяйства. Но эти трудности не испугали Марию, напротив, они заставили ее утроить усилия.