Мария Склодовская-Кюри

Интимное общение с природой, которое дано немногим детям из-за искусственных условий городской жизни и классического образования, может быть, имело решающее влияние на развитие ума Пьера Кюри. Под руководством своего отца он выучился наблюдать явления и давать им правильное объяснение. Он хорошо изучил животных и растения окрестностей Парижа. В любое время года он знал, каких или какие из них можно встретить в лесах, на полях, в ручьях или болотах. Болота со своей специфической флорой и фауной — своими лягушками, тритонами, саламандрами, улитками и прочими обитателями воды и воздуха — имели для него особую притягательную силу. Никакое усилие не казалось ему чрезмерным для достижения предмета, вызвавшего его специальный интерес. Он, ни на минуту не колеблясь, брал в руки животных для того, чтобы иметь возможность вблизи изучить их. Позднее, после нашей свадьбы, при наших совместных прогулках, когда мне случалось возражать против предложения взять в руки лягушку, он нередко говорил: “Но посмотри же, какая она хорошенькая!” Точно так же он очень любил собирать во время своих прогулок букеты полевых цветов.

Таким образом, его познания в естественных науках, как и в математике, быстро обогащались; напротив, его классическое образование было весьма заброшено; свои знания по литературе и истории он приобрел главным образом благодаря чтению. Его отец, широко образованный человек, имел большую библиотеку из сочинений французских и иностранных авторов. Он очень любил чтение и сумел передать эту любовь своим сыновьям».

Когда Пьеру исполнилось четырнадцать, он начал заниматься математикой с Анри Базилем, обладавшим незаурядными педагогическими способностями. Мария пишет об этом периоде жизни мужа так: «Этот учитель сумел оценить своего ученика, привязался к нему и заставил его работать с большим усердием; он даже помогал ему подогнать латынь, в которой тот очень отстал. В то же время Пьер Кюри подружился с Альбером Базилем, сыном своего учителя.

Эти уроки, без сомнения, имели большое влияние на ум Пьера Кюри; они помогли ему развиться, углубить свои способности и сознать, что он может сделать для науки. У Пьера Кюри были замечательные способности к математике, чисто геометрический ум и прекрасные пространственные представления. Он вскоре сделал большие успехи, и эти занятия, увлекавшие его, стали для него большой радостью; он сохранил неизменную благодарность к своему учителю. Он мне сообщил одну подробность, доказывающую, что уже с того времени он не удовлетворялся установленной программой занятий, но уклонялся от нее с целью самостоятельного исследования: увлеченный только что изученной им теорией определителей, он задумал сделать аналогичное построение в трех измерениях и старался открыть свойства и применение этих «кубических детерминантов». Что и говорить, в его годы и при тех познаниях, которыми он обладал, это предприятие было выше его сил, и тем не менее оно характерно для юного изобретательного ума.

Несколько лет спустя, поглощенный размышлениями о симметрии, он поставил себе вопрос: “Нельзя ли найти общий метод для решения любого уравнения? Все является вопросом симметрии”. Он тогда еще не знал теории групп Галуа, позволявшей подойти к разрешению этой проблемы; но впоследствии он был счастлив узнать о ее выводах, как и о приложении геометрии к уравнениям пятой степени».

Пьер делает такие успехи в этом непростом предмете, что уже в шестнадцать выдерживает экзамен на аттестат зрелости.

Вскоре он принят в Парижский университет. Имея большие способности к исследовательской работе, он начинает помогать профессору Леру, готовится к лекциям по физике. Кроме этого, вместе с братом, Жаком Кюри, который работает ассистентом у профессоров Риша и Юнгфлейша, Пьер ставит эксперименты в химической лаборатории. Его успехи поразительны — в восемнадцать Пьер получает степень лиценциата, а в следующем, 1878 году, становится ассистентом профессора Дезена на естественно-математическом факультете Парижского университета.

В молодые годы Пьер, случается, задается и вопросами, как на самом деле «работает» голова человека. И, конечно, в первую очередь отвечает на это анализом собственной работоспособности: «Чтобы я, человек слабый, не пустил свою голову гулять на все четыре стороны, по воле малейшего встречного ветерка, необходима полная неподвижность всего вокруг меня, или же мне надо самому завертеться так, как крутится гудящий волчок, и тогда уже само движение сделает меня невосприимчивым к окружающим вещам.

Если же я, стараясь закрутить себя волчком, сначала начинаю кружиться медленно, то в это время какой-нибудь пустяк — одно слово, чей-нибудь рассказ, газета, гость — останавливают меня и не дают мне стать волчком и могут отодвинуть или задержать навсегда ту минуту, когда я, получив достаточную скорость, мог бы, несмотря на окружающее, сосредоточиться в себе самом.