13 апреля 1863 года в половине восьмого вечера в сопровождении нескольких родственников и четырехсот человек эскорта Мария София причалила к Чивитавеккья на борту испанского парохода «Консепсьон
Какие причины ослабили ее волю, остававшуюся непоколебимой в течение последних девяти месяцев?
Графиня Лариш утверждает, что, поддавшись уговорам своих близких и убедительному тону прелата Якоба фон Тюрка, который вскоре станет капелланом королевской семьи и духовником Людвига II Баварского, ее тетя согласилась бы вернуться в святой город в единственном случае: если бы она могла во всем признаться своему мужу. Тогда она написала бы Эммануэлю, умоляя его забыть обо всем и больше никогда не писать ей. В свою очередь, Франциск II только взял на себя обязательство больше не принуждать Марию Софию к совместной жизни с королевой-матерью и согласился отослать некоторых людей, в том числе горничную, которая так часто шпионила за его женой по поручению вдовствующей королевы Марии Терезы[267]
.Я не в силах поверить в эту историю. Независимо от того, разоблачил ли он их сам или кто-то ему рассказал[268]
, Франциск II, безусловно, знает все о неверности своей жены и ее родах. Конечно, он не упоминает об этом в своих личных заметках, да и может ли монарх доверить эту государственную тайну своему личному дневнику[269]?Для меня возвращение королевы представляется, скорее всего, результатом компромисса, связанного с Дэзи[270]
.Можно предположить, что не без стараний Габсбургов и Виттельсбахов в Ватикане знали, что новорожденного ребенка забрали у Эммануэля. Ни один из них не приветствовал бы инициативу сделать незнакомца, а тем более француза, хозяином и хранителем тайны, затрагивающей интересы Вены, Мюнхена, Святого Престола и неаполитанской короны. По моему мнению, переговоры были между двумя одинаково настроенными сторонами. Кроме того, известно, что вокруг королевы соперничали два клана: один, который принадлежал герцогу, ее брату, и настраивал ее на развод; второй – ее фрейлине герцогине Сан-Чезарио, которая заклинает королеву вернуться домой. Переговоры продолжались четыре месяца, и, похоже, здесь было много перипетий. Регулярно в начале 1863 года пресса объявляла о возвращении Марии Софии в Рим, чтобы затем публиковать опровержения, ссылаясь на рецидивы состояния ее здоровья. Кроме того, многие думают, что между сторонами, возможно, были переговоры о том, вернется ли она через Женеву или через Париж – город Лаваиса!
На мой взгляд, либо королева решает сама пожертвовать своей свободой в пользу долга, при гарантии того, что ребенок будет воспитан Эммануэлем. Либо ее советчики предлагают ей эту сделку. Если она проявит добрую волю, малышка будет отправлена к своему отцу, который тогда сможет любить ее, защищать и сделать счастливой. В противном случае Дэзи превратится в потерянную маленькую девочку в приюте для сирот или где-нибудь еще. Несчастный ребенок станет ее вечным раскаянием, как и Эммануэль, лишенный дочери только из-за ее упрямства. Королева возвращается в Рим, а Дэзи оказывается под опекой родного отца – на мой взгляд, такова была суть сделки.
По словам графини, Мария София получила новое письмо от Эммануэля. Из него она узнала, что Лаваис видел Дэзи в Пфаффенгасхене. Расстроенная, она, должно быть, мысленно обратилась к своей совести. Обмирая душой, она уговаривала себя, воображая, что это маленькое существо призвано поддерживать слабую связь между разлученными родителями и, кто знает, может быть, поддерживать несбыточную надежду, мечту о счастье, как волшебная тень.