Читаем Мария Стюарт полностью

Оставшуюся часть истории можно рассказать в двух словах. Босуэлл не смог собрать новую армию в Шотландии и отплыл во Францию, однако его корабль был захвачен датскими пиратами. Графа продали датскому королю Фредерику II. Канцлер Фредерика Эрик Розенкранц был кузеном Анны Трондсен, преследовавшей Босуэлла по всей Европе за нарушение обещания жениться. Теперь граф предстал перед правосудием. Сначала условия его заключения были достаточно мягкими, несмотря на то, что сильно компрометировали Данию. Ни Англия, ни Франция не желали выдачи графа, а выслать его в Шотландию означало проявить враждебность к королеве Марии. Босуэлла окружало множество заговоров, и в конце концов Розенкранц одной леденящей кровь фразой рекомендовал Фредерику отправить его туда, «где люди о нем забудут». Этим местом оказался замок Дразхольм, где графа приковали цепью в донжоне, обрекая его на темноту и одиночество. Человек, проведший жизнь в седле на холмах Пограничного края, умер, «лишившись ума», в апреле 1578 года, почти одиннадцать лет спустя после несостоявшегося сражения при Карберри-Хилл.

В Карберри «со стороны королевы выступил человек с длинной пикой, которую он опустил перед всадниками противной стороны в знак того, что победа осталась за ними». Принять сдачу королевы послали Грэнджа; тот подъехал и поцеловал ей руку. Она обратилась к нему довольно официально: «Лэрд Грэнджа, я вверяю себя вам на условиях, которые вы изложили мне от имени лордов». Подчинившись минутному побуждению, Мария немедленно оттолкнула от себя Мортона — подъехав к нему верхом в сопровождении верной Мэри Сетон, она спросила: «Как же так, милорд Мортон? Мне говорят, что все это совершается ради того, чтобы совершить правосудие в отношении убийц короля. Мне также говорят, что вы — один из их главарей». Высокомерие Гизов сослужило ей плохую службу.

Мария ожидала, что ее приветствуют раскаявшиеся лорды, пусть и не преклонившие колени, но, по крайней мере, готовые просить прощение, которое она затем милостиво даровала бы. Вместо этого мятежные дворяне встретили ее достаточно почтительно, а вот простолюдины восклицали: «На костер убийцу! На костер шлюху!» Грэндж и другие заставили толпу замолчать, раздавая удары мечом плашмя направо и налево.

Испытания Марии начались после того, как от нее отделили служанок, а затем отвезли в Эдинбург, причем перед ней везли знамя, изображавшее смерть Дарнли. Вскоре стало ясно, что она теперь пленница: ведь ее отвезли не в Холируд, а в дом, принадлежавший провосту сэру Саймону Престону. То было старое полуразвалившееся здание, именовавшееся из-за узкой лестницы Блэк Тёрнпайк[82], и находилось оно на углу нынешнего Хантер-сквер и Хай-стрит. Когда Мария прибыла туда около полуночи, лордам подали ужин и они пригласили ее присоединиться к ним. Это было полное нарушение этикета, возмутившее Марию. Она ответила, что ей уже дали довольно пищи и теперь, в ее нынешнем состоянии, она нуждается лишь в отдыхе. То была обманчивая бравада, ведь Мария боялась за свое будущее, однако лорды, тоже проведшие долгий день в седле, лишь пожали плечами, когда слуга вернулся с отказом королевы разделить с ними трапезу. Марию бесцеремонно поместили в комнату размером тринадцать квадратных футов и восьми футов в высоту, в которой находилась только узкая кровать. Все еще пытаясь сохранить остатки королевского достоинства, она ждала появления служанок, которые помогли бы ей раздеться, но вместо этого на посту за дверью разместились вооруженные охранники. Было уже за полночь, а Мария последний раз ела на рассвете, в Сетоне. На ней по-прежнему была одежда, в которой она появилась при Карберри, покрытая пылью, — а она всегда была внимательна к своей внешности, она была совершенно одна и не знала, как долго ей придется находиться в таких условиях. Впервые в жизни ей пришлось провести ночь одной. Когда она была ребенком, при ней всегда находилась няня, а начиная с подросткового возраста в комнате Марии всегда спала фрейлина. Она переодевалась по нескольку раз за день, а слуги всегда находились на расстоянии окрика. Теперь же она приобрела новый опыт, чрезвычайно неприятный для женщины ее ранга. И этот опыт был не последним.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное