Читаем Мария Стюарт полностью

Швейцарцев сменили музыканты, игравшие более изысканную музыку на трубах, флейтах, гобоях, виолах и скрипках. На помосте были уже и судьи в мантиях, и члены парламента в алых мантиях с отороченными мехом капюшонами. Когда королевская процессия приблизилась к собору, Гиз дал сигнал чиновникам на помосте входить в церковь. Это расчистило толпе вид на свадебную процессию, бывшую в конце концов главным смыслом дорогостоящих торжеств. Королевская процессия состояла из сотни придворных, за которыми следовали принцы крови в коронах и с инсигниями. За ними следовало младшее духовенство в осыпанных драгоценностями ризах и сверкавших на солнце митрах. Потом фанфары и хор мальчиков с серебряными подсвечниками в руках приветствовали архиепископов, а также дядю Марии, кардинала Шарля Лотарингского, и кардинала Тривульцио, перед которым несли большое золотое распятие. Герцог де Гиз оказался в центре помоста, ожидая королевскую семью. Группу возглавлял дофин; его сопровождали младшие братья — Карл и Генрих. Дофин Франциск ненавидел публичные действа; он прихрамывал и выглядел так, как если бы желал унестись куда угодно, лишь бы не стоять перед парижанами. В любом случае он, как и многие женихи позднейших времен, не вызывал никакого интереса у толпы, собравшейся для того, чтобы увидеть шотландскую королеву.

Мария решила отвергнуть условности и появиться в белом — во Франции это традиционный цвет траура, — поэтому вызвала изумление и приветственные восклицания. В отличие от хромавшего дофина она шла с величавым достоинством, выпрямившись во весь рост и расточая улыбки направо и налево. Ее платье по традиции имело шлейф, который несли две фрейлины; ее инициал «М» был вышит рубинами и изумрудами, и она переливалась, осыпанная драгоценностями. На шее у нее был «Большой Генрих» — подаренная ей королем золотая подвеска в форме буквы «Н», усыпанная мелкими бриллиантами и увенчанная тремя большими камнями, внизу на золотой цепочке висел рубин величиной с голубиное яйцо. В отличие от своих придворных дам Мария распустила волосы, зная, какие они красивые, а девичья простота прически прекрасно оттенялась золотой короной, украшенной жемчугом, бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами и увенчанной огромным карбункулом, который, по слухам, стоил полмиллиона золотых ливров. Король Генрих поддерживал ее под правую руку, а герцог де Гиз — под левую. Затем, словно бы с запозданием, появилась королева Екатерина в сопровождении герцогинь и придворных дам. Большая часть драгоценностей Екатерины находилась у Дианы де Пуатье, которой конечно же не было видно.

Генрих II снял с пальца кольцо и вручил его кардиналу-архиепископу Руанскому, который совершил брачный обряд на виду у всех — принцев крови, иностранных послов и горожан. Теперь у Франции была дофина. Королевская чета затем проследовала с помоста на мессу в собор, также полностью застланный коврами. В хоре установили высокие кресла для судебных чиновников, а королевская чета преклоняла колени на парчовых подушках.

Снаружи стала очевидной причина, по которой толпа так стремилась приблизиться к помосту. По сигналу герцога де Гиза герольды трижды прокричали «дар!», и в толпу пролился ливень золотых и серебряных монет. Шотландский студент описал последовавшую затем сумятицу: «Дворяне торопливо срывали с себя плащи, дамы — верхние юбки, купцы — мантии, магистры — капюшоны, студенты — шапки, а монахи — наплечники и подставляли их под денежный поток». Огромный монах-францисканец собрал больше денег, чем стоявшие рядом с ним: «Он собрал их как милостыню во славу Божию и в честь благословенного и славного бракосочетания. Я замешкался и ухватил три су». В потасовке людей прижали к краю помоста, и они теперь умоляли герольдов остановиться.

Не подозревая об этом, Мария и Франциск в королевской капелле отстояли мессу, которую служил епископ Парижский. За ней последовал еще один дождь из монет, пролившийся в нефе собора, а знатные дворяне старались — безуспешно — не выглядеть жадными побирушками. Выйдя из собора, новобрачные снова поднялись на помост.

Наконец королевский кортеж проследовал к епископскому дворцу на банкет, во время которого корону над головой Марии держал придворный, месье де Сен-Севе. Золотая корона тяжела, особенно для шестнадцатилетней королевы, а Мария знала, что должна будет танцевать со свекром. Взметая распущенные волосы, Мария танцевала со страстью, показывая себя с наилучшей стороны, и двор должным образом приветствовал новую дофину. Следующей обязанностью было танцевать с мужем, однако Генрих тактично подвел ее к своей дочери Елизавете, так что неуклюжесть дофина и различие в росте супругов не бросились в глаза.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары