Мария в поисках кита

Но ведь ВПЗР никогда и не исповедовала здравый смысл. Чем нездоровее сознание, тем оно интереснее, хотя логику никто не отменяет даже в нем. Наоборот, утверждает ВПЗР, ничто не выглядит таким незыблемым, как жестко структурированная и абсолютно последовательная логика идиотадушевно больного человека, да еще — маньяка разновекторной направленности, этого добра в ее книгах тоже навалом. Она уже давно только то и делает, что пасется на темной стороне человеческой души, вооружившись прибором ночного видения собственной конструкции. Я никогда его не видела (в голову писателя не влезешь, да и не слишком-то хочется), но подозреваю, что это совершенно выдающийся механизм. Части его подсмотрены в книге «Алхимия», украденной из книжного магазина на Пипинштрассе, в Кельне (издательство «Ташен», так и не заплаченная цена — 9, 95 евро). Части — в книге «Мистический инструментарий», украденной у дочери вэпэзээровского редактора Лорика Манюни после двух неуклюжих попыток убедить последнюю, что эта книга жизненно необходима ВПЗР. И этот беспринципный и аморальный фрик еще и принимал деятельное участие в поисках утраченного. И даже высказывал свои говенные версии относительно того, кто бы мог совершить подобное кощунство, прозрачно намекая на подругу Манюни, лагерную сучку Перельман.

«Мистический инструментарий» я обнаружила много позднее, не слишком удачно заныканнымзасунутым на одну из книжных полок в туалете или попросту там забытым. И в этом — вся ВПЗР, она не дает себе труд элегантно спрятать концы в воду, ведь вранье тоже требует определенных усилий. А совершать хоть какие-то усилия над собой ВПЗР, как известно, не свойственно.

Винтажных афиш, приглашающих на корриду, больше нет. Зато появился киноплакат, не относящийся, впрочем, ни к Годару, ни к Трюффо:

«ASCENSEUR POUR L'ECHAFAUD».

Даже если бы «ascenseur»не был бы почти точной копией испанского «ascensor», что в переводе означает лифт, я бы все равно поняла, о каком фильме идет речь; ведь переводчицей выступает сама Жанна. Вернее, не Жанна, — несчастная, проигравшая собственную жизнь Флоранс Карала, взятая в три четверти безымянным фотографом; вряд ли это — Марио Тестино. А задний план плаката не продуман вовсе: нечто размытое и неясное, как сомнительная перспектива жизни после разоблачения и неминуемого ареста.

Мне искренне жаль Флоранс, несмотря на то что именно она задумала убийство: она была влюблена, а влюбленность все искупает и почти все оправдывает. Так думаю я, но ВПЗР думает совсем по-другому. Влюбленность — величайшее из зол, мешающее двигаться вперед и зарабатывать деньги, много денег. Влюбленность разжижает мозги, туманит взор и лишает подвижности клешни, которыми гребется бабло. Нападение дворовой шпаны с последующим изъятием ценностей — куда меньшее зло, чем встреча с влюбленностью в темной подворотне. А также — с ее клонами: страстью и — главарем всей банды — любовью. Любовь особенно вредна, потому что влечет за собой нежность, привязанность и заботу. И невозможность принадлежать только себе. С этим ВПЗР, конченая гедонистка и рабыня лишь собственных дурных привычек, никогда не согласится в корне.

Дурные привычки Альфреда Хичкока мне неизвестны, — не то что идиотскому букинистическому. Здесь царит культ Хичкока и полно его изображений, они находятся как раз за моей спиной. На той самой стене, что раньше, в бытность Анхеля-Эусебио, была оккупирована надувными кругами и пляжными полотенцами.

Отлично выполненных фотографий Хичкока не меньше двух десятков; и ни одной — с надувным кругом и пляжным полотенцем. Это — камео, крошечные эпизоды из фильмов, секундные планы, где Хичкок играет сам себя:

Персонаж, заводящий часы в доме композитора, — из «Окна во двор» (я хорошо помню этот эпизод);

Персонаж на фото со встречи выпускников из «Набирайте «М» (это фото я как раз не помню, но легко узнаю главного героя, плейбоя и злодея Тони Уэндиса, Хичкок сидит рядом с ним);

Персонаж, стоящий на улице в ковбойской шляпе, — из «Психо»;

Персонаж, заседающий в вагоне-ресторане, — из «Незнакомцев в поезде».

На этом мои познания в фильмографии благополучно заканчиваются, в отличие от вереницы хичкоковских камео. Он продолжает стоять на улицах и на вокзальных платформах; качать младенца, выходить из дверей гостиницы со скрипкой в руках, галантно разговаривать с пожилыми дамами.

Причуда великого режиссера, его фирменный знак. Шутка, мать его, гения, — выразилась бы ВПЗР, попутно жестоко позавидовав хичкоковской славе. И добавила бы еще какую-нибудь гадость — лишь бы нивелировать эту проклятую славу, хотя бы в собственных глазах. Что-то вроде: никогда не легла бы в койку с таким толстым, старым и некрасивым мужиком, пусть он и трижды гений. Как будто Хичкок, от которого млели самые красивые женщины, от Грейс Келли до Ким Новак, приглашал разделить с ним ложе какую-то там не слишком привлекательную и крашенную в рыжий цвет ВПЗР. К тому же — русскую по происхождению.

И чем только набита ее голова?