Ольга инстинктивно оглянулась, плавно спустила трусики до коленок и выпростала из них одну за другой свои длинные ноги.
Наблюдавший в кустах сразу позабыл о своем первом впечатлении, которое, как известно, самое сильное, и уставился внимательно туда, где недавно еще видел «жердь». Что вначале показалось вешалкой для одежды под сарафаном, было на самом деле тонкими ключицами на аккуратных плечах с необыкновенно плавным рисунком линий. Девичьи позвонки сбегали с изгибом вниз по спине к высоким ягодичкам и превращались дальше в тонкую, розовенькую соразмерность бедер. Ольга сделала шаг к воде, пробираясь через кусты, нависшие над протокой, и от усилий мышц сухожилия на стройных худых ногах напряглись и заиграли, и теперь каждую ямочку под коленками и внизу, у лодыжек, наблюдавший без всякого сомнения не отказался бы покрыть поцелуйчиками прямо здесь и сейчас, на месте, невзирая даже на опасность быть обнаруженным за этим своим школьным занятием.
Убедившись, что Ольга достаточно покрасовалась и, наверное, поменяла уже мнение у того, кто сидел в своем укрытии — если, разумеется, там не мертвец! — Мария сама скинула одежду, отстегнула бюстгальтер, театрально бросила его чепчиком в воздух, но осталась в трусиках, и тоже полезла в воду через кусты. У наблюдавшего был уникальный шанс отгадать, наконец, причину необыкновенной привлекательности Марии, увидеть из своей мальчишеской засады те эротические подробности ее тела, которые вынуждают оборачиваться ей вслед всех без исключения в Империи, но — увы! — Мария чересчур быстро потонула в прибрежной растительности вслед за Ольгой, и наблюдавшему остались одни только странные воспоминания о ее локтях и коленках, о ее возмутительно тесных бедрах спереди…
Протока оказалась на самом деле комфортабельной и вовсе не гибельной для купальщиц. Плотный кустарник подходил к самой воде по берегу, и, не ступая в илистое дно голыми пятками, можно было выбираться обратно, держась только за гибкие кусты. Над водой низко стлались толстые ветви деревьев, давно уже очищенные от коры тлением, голые и гладкие, куда Мария и Ольга выползли и грелись теперь посреди протоки на солнце.
— И как же это ты хочешь ребеночка? — спросила Мария негромко, чтобы следивший за ними наглец не слышал. — Кого бы ты сделала своим мужем?
Ольга сразу приуныла и капризно брызнула ножкой.
— Это… плохо… ужасно… нехорошо, но я… не хочу мужа, — сказала она. — С тех пор, как у нас появились эти заграничные видеомагнитофоны и я увидела, какими красивыми на самом деле бывают люди, я пришла в ужас. Мария, ведь мы все здесь уродливые… Фигуры у нас недоделаны, лица толсторожи… У ребеночка — когда еще это все наружу проступит! А мужа придется ведь сразу взрослым терпеть…
— Ольга, хочешь родить от иностранца? Ну, вот от Художника… — сказала лукаво Мария, возлежа на толстой ветке, равнодушная ко всему живому.
— Кому из нас не придут в голову глупости! — Ольга развеселилась. — Сколько ужаса я нагнала на твоего Художника! По-моему, он таращился на меня, как на дерево…
— Дело не в этом, — настаивала Мария, — главное, как нам надуть Калиграфка.
— Зачем же его надувать? — удивилась Ольга. — Теперь при Дворе на все заграничное такая мода, а тут целый ребеночек! — она опять брызнула ножкой.
— Пошли, — вместо ответа распорядилась Мария.
Они полезли вверх по гладким веткам. Ольга заспешила, поскользнулась, с визгом упала в воду и ловко подплыла к берегу.
ГЛАВА VI
— Дамы и господа! — произнес Магнус, Истома, и окинул наметанным взглядом художника гостиную Резиденции.
В ответ с кресел и диванов воззрились на него члены свиты Министра, морды у них заранее улыбались в ожидании услышать мудреную околесицу от легкомысленного иностранца. Но даже эти морды казались лишь невинными поросятами рядом со скелетообразными фигурами, непосредственно окружавшими серого урода с плоским вытянутым лицом. Художник Магнус мог бы профессионально отметить, что суть уродства как бы лезла изнутри, она как бы выдавливалась наружу и выходила на поверхность в виде малоэстетических выпуклостей, извилин и других не только явных, но и тайных признаков неоконченного антропогенеза. «Неужели это и есть дядя ее, Калиграфк?» — подумал Магнус про серого: Мария безмятежно покоилась рядом с ним как ни в чем не бывало, — «с такой… бородавкой»
Уставший от зрелища квазилюдей глаз Художника мог бы, конечно, отдохнуть на лицах Персонала, но Магнус, напротив, почему-то был особенно недоволен их присутствием. Интересно, какая муха его укусила?
Бедная Ольга была посажена напротив Художника и не сводила с него коричневых глазищ, развлекаясь, кстати, его черной сутаной, а в особенности, профессорской шапочкой, в которые он зачем-то вырядился. Магнус скрепил сердце, мысленно раздел Ольгу догола, чтобы хоть чем-то отвлечься от ее сосновой внешности, и обратился, наконец, прямо к ней — той, ради кого и пригласили его сюда сообщить об изысканиях Новых Энергетиков из Москвы.