— Я читаю ряд лекций, которые в двух словах не объяснишь, — сказал Магнус с улыбкой на тонких католических губах.
— Попробуйте, господин Истома, вам надо потренироваться, — поддержала Мария просьбу оператора Станции по связи с Большим Конгрессом.
— Да, господа, дело в том, что я приглашен сюда почитать о духовных тайнах земли самим членам правительства, — ответил Магнус, покосившись в сторону Пера.
— Главное, Магнус, — вовсе не членам. Главное — я привезла вас сюда из-за Ольги.
Мария поставила свой стакан с растаявшим кубиком льда и обратилась к ним своим ровным, твердым, редкостным для аборигенки голосом.
— Вы знаете, господа, девица Ольга, наша бедная девочка, очень набожна и очень несчастна, она так близко к сердцу принимает беды и несчастья нашей очаровательной Империи, что почти не осушает глаз. А тут еще из-за опасного общественного кризиса ее будут торопить стать Матерью Наследника нашей священной власти. Надеюсь, все здесь понимают, что зачинать ребенка в таком состоянии опасно. Ольге требуется скорая духовная помощь, а наши жрецы — это же ни для кого не секрет — под своими одеждами носят только свои вожделения. Если до переворота у наших жрецов еще только и было одно на уме, когда они смотрели на женщину или на мальчика, то сегодня уже никто не может поручиться, есть ли вообще у них теперь что-нибудь на уме.
— Конечно, наша очаровательная Империя не первый раз оказывается в этом интересном положении, — продолжала Мария, пригубив вонючего цивилизованного виски, — но Праотцам как-то всегда удавалось верить в свою избранность и особую миссию народа, к которому мы имеем честь все здесь принадлежать, и это вселяло надежду и укрепляло силы. Но вот все устои опять пошатнулись, и даже набожная и глубоко верующая Ольга понемногу стала приходить в сомнение. В душах у нас теперь царят разруха и одичание. Недалек тот день, когда жрецам уже нечего будет сказать о миссии и избранности больших империонов. А этот барин, — Мария указала на Художника, — кажется, так у вас обращаются к мужчине в Москве? — он приехал издалека и как ни в чем не бывало проповедует нам именно о миссии и именно об избранности…
— Но, госпожа Мария, дело не в избранности, да и вообще, все несколько сложнее, — начал возражать Магнус.
— Неважно, — прервала его племянница Калиграфка. — Главное, что этого вполне достаточно. Простым людям нравится. Они толпами валят на лекции барина Истомы, — пояснила Мария для Персонала. — Их это возбуждает, избранность и все такое. И вот я подумала, может быть, ваше слово вселит душевные силы и уверенность Ольге? — обратилась она к Художнику.
— Разве Ольга — из простолюдинов? — спросил вдруг Пер, до сих пор хранивший молчание.
— Нет, но она так же сентиментальна, как простолюдин, — сказала Мария. — И еще говорят, что силы небесные внушили ей мысль, что она должна пострадать за Отчизну, она стала очень набожной, бедная наша девочка…
Но сообщала обо всем этом Мария с такими интонациями в голосе, как будто бы речь шла самое большее о бревне, положенном поперек дороги, и черта эта в ней всегда производила очень сильное впечатление на слушателей. Вначале могло казаться, что она лишь издевается над предметом беседы, но интересное лицо ее при этом всегда оставалось серьезным, не допускавшим никаких возражений.
— А что еще говорит в своих лекциях о вашем народе барин Магнус? — опять спросил Пер, обращаясь почему-то к Марии, а не лично к Художнику.
— Мне не удалось подробно послушать в столице, я слишком привлекаю внимание толпы… Магнус, что же вы молчите, расскажите что-нибудь моим друзьям…
— И братьям по разуму, — добавил скромно Йоцхак.
Магнус с плохо скрытым презрением посмотрел на него.
— Ничего особенного, — сказал он, — все это истины, давно известные миру, и только из-за особого положения Большой Империи ей пока недоступные. Вундеркинд, как правило, вырастает посредственностью, быстро выдохшись, и только из упорных и много переживших детей иногда получаются гении и таланты… в будущем.
— А кто получается из империонов? — спросил Пер Магнуса, и они впервые и как-то странно посмотрели друг другу в глаза: один — с раздражением, другой — с презрением.
— Вот об империонах именно отдельный разговор, господин… техник, — не слишком учтиво обратился к нему Истома. — Если этот принцип — вундеркинд, с одной стороны, и упорно работающий над собой ученик — с другой, приложить к общественному развитию, то мы увидим, насколько затруднительно вообще говорить о будущем рано развившихся стран Большого Конгресса. И наоборот, только такие аскетические империи, как Большая, измученные трудом и несчастьями, добьются в будущем подлинного, именно настоящего успеха. Но здесь были упомянуты конкретно империоны… Леди! — обратился к Марии Магнус, — из всех оставшихся в мире простых народов именно ваша Империя сподобилась благодати ввиду своей исключительности, ее ждет поистине волшебное будущее…