Марина

Мария Яковлевна к поклонам привычна. Держится строго, на носу очки, типичная наставница, но от нас она не спрячет своих страстей, своего щедрого сердца, готового откликнуться, отозваться на чужие радости и беды. Вы сыграете еще много ролей, Маша. Среди них будут и проваленные, и блестящие, и вас спасет только то, что вы будете четко знать, где провал, где успех, где черное, где белое. Вы будете меняться, и эта способность учиться добру надолго сохранит вам молодость. Вы верите, что почти все можно исправить? Вы правы.

Куда же вы? Ах, на съемки…

А вот и Кирилл… Он сошел со сцены в середине пьесы, но еще не разгримирован: вот борода, вот кожаный пиджак, вот джинсы. А где лицо? Вот борода, вот джинсы, вот кожаный пиджак. Так, это мы видим, но лица рассмотреть не можем.

Кирилл, эта летающая тарелка, неуловим… Вам кажется, что вы видели инопланетянина? Нет, это был Кирилл.

Его видели в Кемерово и в Риге, в Свердловске и Пскове, Новгороде и Кутаиси. Там он рассказывал анекдоты, тут болтал об иконах и самоварах, и, кажется нам, все это происходило в одно и то же время.

Что делал Кирилл во всех названных городах? Он был мужем Эммочки, которая раньше так стремилась к ленинградской прописке, но, получив ее, в один прекрасный момент собрала чемоданчик и сказала:

— Так, я еду в Иркутск, там хороший театр. А ты?

— Что я? Я с тобой, — ответил Кирилл, — педагога из меня не вышло, переквалифицируюсь в управдомы.

Мамочка благословила их и помахала им рукой. До Иркутска они, правда, не добрались, потому что самолет приземлился сначала в Новосибирске и за время остановки их успел обойти и принять на работу директор Новосибирского театра.

И везде, где бы они потом ни оказывались, все любили Эммочку и не выносили Кирилла, страшно удивляясь, почему они вместе.

У автора есть странное предположение, что Эммочка и Кирилл любят друг друга, но высказать это предположение им самим, в лицо, автор не рискнул бы — засмеют.

А вот еще одна пара, трудная для пеленгования, — Елизавета Воробей (извините, что получилось по Гоголю) и Клим, тоже Воробей. Как из Лауры получилась Елизавета, автор в подробностях не знает, считает, что достаточно факта.

Воробьев носит по всей стране, и неумеха Елизавета научилась быстро собирать вещички: чемодан, рюкзак и ночной горшок юного Воробья. Мальчик у них растет бойкий, так как родился в театре, в театре же и воспитывался.

Во–он он сидит в темном пустом зале, сидит себе на вышеназванном имуществе семейства Воробьев, на горшке, и с удобствами наблюдает, как мама с папой на сцене вживаются в образы.

Э, дорогие зрители, что же вы не аплодируете, ведь на поклон вышел сам Стасик Новиков. Помните? Тот самый милый мальчик, который читал на первом занятии первого курса «Муху–Цокотуху». Не узнали? Изменился? Автор не считает, что он изменился. Ну, разве что на роли романтических юношей он теперь не годится: из кино его вышибли громко и оскорбительно, всего после двух фильмов, обрезали, как когда–то в юности на студии телевидения («нам не нужны самородки»). Началось и кончилось все очень быстро. Молодой режиссер, просмотрев кинопробу и не заметив присутствующего в зале Стасика, сказал киногруппе:

— Эй, что это вы мне показываете? В сценарии же ясно написано, что герой — чистый мальчик и эта любовь у него первая. Кто поверит, что этот порченый юноша влюбился впервые?. Кино требует лица, поищите по институтам…

Стасик оскорбился, наговорил режиссеру колкостей, надеялся, что его будут удерживать или, по крайней мере, найдется другой режиссер. Но другого не нашлось… Дела его в театре тоже плохи — он почему–то боится сцены, хоть и является профессионалом: окончил Театральный институт в городе Москве.

Знаете ли вы, читатель, что бывают у актеров страшные сны, когда, голый, вдруг оказываешься посреди ярко освещенной сцены, занавес поднят, оркестр настраивает инструменты, а зритель беспощаден, как зубная боль?

Именно такой ужас перед сценой каждый раз испытывает актер Новиков. Когда, в какой момент потерял он столь необходимую актеру уверенность в себе? Какая роль завела его в тупик? Кто первый назвал его бесперспективным актером? Нельзя сказать, чтоб он был одинок. Рядом была верная мама, потом жены (первая, вторая и т. д.), но помочь ему в его делах они не могли. Так уж вышло, что ни одна из его жен не могла дать ему сил и уверенности, не могла так искренне и безрассудно восхищаться его талантом (а ведь был талант!), как когда–то это делала Марина.

Вспоминает ли он о Марине? Конечно, вспоминает. Вспоминает и злится, не подозревая, что эта злость не имеет ничего общего с его истинным к ней отношением. А истинное отношение прорывается в его тревожные сны, и, проснувшись, он понимает, что ночью плакал.

Впрочем, как бы нам не растрогаться. Мы забываем, что помнить о Марине просто — ее портретами заклеены все заборы, а у Стасика Новикова есть и другие предметы для воспоминаний, как–то: парочка не признанных им детей, девушка из аптеки, чудом спасенная после изрядной дозы снотворного, и еще кое–что… Кое–что, кое–как, кое–где…