Марина

Иногда Анечка думает, что именно такой, как Марина, была мама. Маму она помнила плохо, с ней рядом всегда была прабабушка. Прабабушка умерла всего лет пять тому назад, дожив до девяноста трех лет. А уж чего только она не пережила! Когда в семнадцатом ее родственники дунули за границу, когда удрал муж, оставив ее с сыном на руках, она была спокойна и, кроме того, что никогда не покинет Россию, ничего не хотела знать, Спокойно прожила оставшиеся драгоценности, спокойно пошла уборщицей в школу, пока ей не было разрешено преподавать русский язык и литературу, и преподавала, растила сына, потом внука. Анин дедушка погиб в Отечественную, бабушка умерла в эвакуации, а прабабушка выжила и в блокаду. Откуда в ней был такой запас энергии? Или это была просто смелость — смелость жить? Не боялась она ничего потерять, не расходовала на это нервные клетки. Потому так умно распорядилась она и своей квартирой: населила ее какими–то то ли родственниками, то ли сослуживцами, оставив себе единственную комнату. И эти люди вскоре стали и впрямь родственниками, держались одной семьей, сообща наняли домработницу, вместе питались. Старики поумирали, а их детям даже в голову не приходило, что бабушка им чужая. На войне погибали дети, оставались внуки, и внуки тоже любили бабушку и слушались. Женились, выходили замуж. Кому удалось найти мужа или жену| с жилплощадью — уходили, им даже не приходило в голову отсуживать комнаты у бабушки, меняться или еще что–нибудь в этом роде. Так эта квартира и осталась единственной в своем роде, не разделенной, не разоренной. Дворничиха с управхозом, правда, судачили, что старуха–де хитрая, но они ни у кого не нашли поддержки,, потому что все, кто знал бабушку, — от пьяницы–водопроводчика до участкового милиционера — ее уважали.

— Я скоро умру, Анюта, — говорила бабушка, — потому говорю тебе — не бойся. Ничего не бойся. Испугалась — разберись в природе своего страха, внимательно смотри, как живут другие, помогай тем, у кого болит, не отворачивайся от чужой беды, как бы отвратительно и неэстетично она ни выглядела. Это не другим, это тебе самой нужно, чтоб достойно встречать потом и свои беды, свои раны. Жизнь коротка, чтоб тратить ее на пустые страхи…

Так говорила бабушка, по своему обыкновению жестко, почти жестоко. А Ане было всего одиннадцать лет, и даже умный папа считал, наверное, что она ничего не поймет. Но она поняла. Не тогда, нет. Позже. И для нее стало принципом не пасовать. В мелочах ей это удавалось, она знала. Аня любила вызывающе модно одеваться, так, чтоб на улице оглядывались, а некоторые даже отпускали злобные замечания, она любила противоречить общественному мнению, постоянно кидаясь в крайности, умела говорить людям в лицо неприятные вещи. Но иногда ей казалось, что в крупном–то она как раз и пасует. Сидело в ней что–то трусливо–несамостоятельное. И прежде всего это была какая–то трусость в отношениях с другими людьми. Остальные девчонки дружили между собой, влюблялись, а ей хватало своего дома, папы, папиных друзей, воспоминаний о бабушке. Храбрости хватало ей только на то, чтоб не побояться пойти в актрисы, прекрасно зная, что это за профессия. Но с некоторых пор даже эта храбрость порой ее оставляла. И все из–за какой–то полубездомной Марины, которая свалилась с потолка, взяла всех за горло каким–то совсем особенным талантом, вовсе даже не актерским, потому что актерский есть почти у всех на курсе, а человеческим, что ли? Ведь вот как Марина тут же нашла друзей, подруг, полюбила Стасика, и все так смело, так размашисто, не кому–то назло, а потому, что так получилось естественно. Нет, это все–таки зависть, которой нельзя себе позволить. И Аня не позволит.

— Ты видала их рожи? — спросила Валя уже ночью, перед тем как лечь спать. Весь день она к Ане не приставала, ходила тихая, будто что–то обдумывала.

— Чьи? — Аня сделала вид, что не поняла.

— Чьи–чьи, да Маринки же с… этим…

— А я не знала, что он тебе нравится, — отрезала Аня.

— Мне??? — столько высокомерного, презрительного удивления.

— Что же ты тогда завидуешь?

— Я??? — Валя нарочито расхохоталась, добавила: — Цирк, да и только, — и ушла спать.