Марина Голуб в жизни, театре, кино. Воспоминания друзей

– По части работы более всеядную артистку трудно найти, – считает Кирилл Серебренников. – Она ничего не боялась. Не боялась текста, не боялась одежды, которая её старит, не боялась переходить некие запретные границы. Она в этом отношении абсолютно безбашенная, таких вообще не выпускают, нет и не будет. Могла играть в чём угодно и что угодно – хоть какой-нибудь жест: лишь бы приглашали и лишь бы не терять связи с тем миром, которому Маня подчинила всё своё существование. Она так серьёзно и с такой болезненной самоотдачей бросалась в любую роль, что ей за её пассионарность и за отдачу можно было простить вообще всё.

Марина Голуб снялась в нескольких картинах Кирилла Серебренникова – «Дневник убийцы», «Постельные сцены», «Изображая жертву». А началось сотрудничество на съёмках телевизионного сериала «Ростов-папа».

– Нашему советскому поколению, воспитанному на каких-то классических образцах, очень трудно даётся всё современное, постмодернистское, – продолжает Алёна Яковлева. – Я, конечно, сужу по себе, но заметила за собой эту черту только при встрече с Мариной. Она таскала меня на самые ультрасовременные фильмы и однажды после премьеры Серебренникова мы вместе возвращались домой. После показа я говорила о чём-то другом, не связанном с картиной. Но Марина не выдержала.

– Как тебе фильм?

– Да вот, понимаешь, Маня, я небольшая поклонница такой режиссуры. Мне не очень комфортно смотреть на экран, я, как зритель, не нахожу себе места.

И тут вопреки моим ожиданиям Маня всерьёз огорчилась. Мне показалось, она слишком близко к сердцу приняла мои слова. Стала объяснять, оправдывать фильм:

– Режиссура должна быть разная. Ты в кино ходишь не для того, чтобы отдыхать… Если тебе было дискомфортно – значит, Кирилл своей цели достиг.

Я пыталась спорить:

– Мань, ну я всё же высказываю свою точку зрения. Да, возможно, я консерватор, но я ведь имею право на собственное мнение?

Она не успокаивалась, бросалась в разбор сцен и эпизодов, а спустя время вновь тащила меня на какой-нибудь современный фильм:

– Ты должна посмотреть, ты должна понять…

* * *

Режиссёр и оператор Сергей Мокрицкий, работавший с Кириллом Серебренниковым над целым рядом картин, познакомился с Мариной Голуб задолго до фильма «Ростов-папа», но когда узнал, что актриса утверждена на роль в этот сериал, стал с нетерпением ждать съёмок: понимал, что это будет работа совершенно особого рода. И ожидание его не подвело. Вот как это было:

– Сейчас, когда Марины с нами больше нет, я временами думаю: почему так складывается, что какие-то люди остаются в памяти, а какие-то уходят? И тут важно не время, потраченное на общение, а нечто иное. Даже того или иного родственника ты с трудом вспоминаешь, а человека далекого, но единой с тобой биологической крови ты помнишь всю жизнь. Я пытался понять, почему Марина, несмотря на довольно мимолётное наше знакомство, всё равно остаётся в моей жизни.

Когда мне предложили дать интервью для этой книги, я стал вспоминать, откуда всё пошло, как начиналось наше знакомство…

Было это в девяносто каком-то году… Марина работала в еврейском театре и по этому поводу шутила:

– А какой же театр у нас сейчас не еврейский!

Встретились мы с ней на съёмках программы Андрея Кнышева «Серьёзные мужчины» – название, которое ни о чем не говорит зрителю, потому что проект так и не вышел в эфир. Андрей хотел сделать своеобразную вариацию своих легендарных «Весёлых ребят»: дескать, ребята выросли, превратились в пузатых мужиков, но не утратили способности шутить. Там была вся его старая гвардия – Андрей Столяров, Роман Багдасаров, Евгений Воскресенский, Сергей Шустицкий, Леонид Сергеев, но были и новые вкрапления. Андрей очень трепетно относился к выбору людей, которые его окружают. Он говорил, что юмор – вещь достаточно тонкая и поэтому чужой человек может всё повести не в ту сторону. Так что на площадку к нему попадали люди, проверенные тысячу раз. Были в этой команде, понятно, не только мужчины, но и женщины. Там я увидел Юлю Рутберг и там же появилась Марина. Я тогда впервые обратил внимание на её способность импровизировать и существовать в этом творческом вареве, где многое строилось на импровизациях. Марина не ждала, что ей принесут текст, а сразу же включалась в работу, что-то придумывала.

В перерыве она услышала мой житомирский акцент и стала расспрашивать о родственниках, о корнях – так оно и пошло-поехало. Времени на общение было мало, но уже чувствовалась некая приязнь.

Потом прошло время, и мы встретились на съёмках «Ростова-папы». Там были два оператора – я и Эдик Кечеджиян, у которого, кстати, я многому научился, – он содрал с меня столичную кожу, на своём примере отучил быть снобом. Он этакий Сарьян, который всё время требовал темперамента в кадре. Многие ведь приспосабливаются к вкусам режиссёра: если его всё устраивает, то оператор уже не стремится ничего исправить. Но Эдик Кечеджиян на режиссёра не ориентировался. Он не успокаивался до тех пор, пока не получит в кадре живой, звенящей картинки.