Марина Голуб в жизни, театре, кино. Воспоминания друзей

Заканчивается прогон. Думаю: сейчас он объяснит, что этого не может быть на сцене Художественного театра, случится нечто вроде скандала, и я благополучно вернусь в «Современник».

Табаков встаёт и окончательно убивает меня своей толерантностью:

– Ну, что сказать? Нормально. Работайте дальше. Только, ребята, вы же понимаете, что четыре часа это никто смотреть не будет. Должно быть часа два, два с половиной вместе с антрактом.

А дальше он сделал очень разумный профессиональный разбор. То есть он обсуждал абсолютно чуждую ему пьесу сугубо с позиции ремесла. И это было для меня не просто удивительно. Глаза на лоб лезли!

В произведении братьев Пресняковых объектом исследования стал террор во всех его видах – бытовой, производственный, сексуальный. К событиям на Дубровке, к Чечне, исламскому фундаментализму, взрывам домов и захвату самолётов пьеса прямого отношения не имела. Здесь изучали террор в душе человека. Внук терроризирует бабушку, бабушка – внука, подчинённые начальника, начальник – сотрудниц, те вернутся после работы домой и примутся мучить своих детей, дети придут в школу и подложат кнопки учительнице на стул. Зло рождает зло, насилие порождает насилие. Жертва становится палачом, палач – жертвой. И вся наша маленькая жизнь вписана в этот порочный круг. Цепь на первый взгляд разрозненных эпизодов в конце концов ловко замыкалась, связывалась в один узел.

Марина Голуб играла харизматичную любовницу, которую возлюбленный для своих сексуальных утех привязал к кровати. Но терроризм проник и к ним в спальню: внезапно домой возвращается муж (он опоздал на самолёт, поскольку аэропорт заминирован). Месть оскорблённого следует незамедлительно: на кухне он включает газ.

На вопрос, как актриса примерялась к этой новой, весьма непривычной стилистике работы, Кирилл Серебренников отвечает:

– А никаких трудностей и не было. Надо признать, что к подобному испытанию она была готова, поскольку роли толстушек и хохотушек ей просто обрыдли. Да, конечно, народ любит комиков, народ любит обаятельных, смешных и весёлых. И то, что Маня абсолютно народная артистка, в этом нет никаких сомнений. Она «своя», любимая, всегда веселит, хорошо ведёт передачи и в застолье первый человек. К трагикам отношение совершенно другое. Смоктуновский полюбился публике в роли Деточкина, потому что там он сыграл пародию на своего Гамлета. Трагиков ценят профессионалы и любители искусства, но широкие народные массы на трагические роли не особенно падки. В «Терроризме» был своего рода риск. Маня понимала, что прежнюю Голуб надо оставить за кулисами. Здесь другая работа, и она шла на это с удовольствием, и экспериментировала над собой, как могла.

* * *

Работа с Кириллом Серебренниковым подарит ещё две роли. Марина сыграет Маму в спектакле «Изображая жертву» и Селию Пичем в «Трёхгрошовой опере».

В спектаклях Художественного театра её актёрское дарование развернулось в полную мощь – от острохарактерности до трагедийности. Что бы она ни играла, даже если созданный ею образ целиком трудно было принять, от неё нельзя было отвести взгляд – привлекала органика.

По мнению артиста Сергея Сосновского, который играл с Голуб в двух спектаклях, она владела самым сложным и высоким, что есть в актёрском творчестве, – клоунадой. Игра Марины строилась не только на репризе, но и на знании жизни, на раздумьях о ней, на потрясающей наблюдательности.

Когда её природная эксцентрика, которой она владела как дыханием, соединялась с жизненным опытом, на сцене возникало нечто новое, неожиданное… Постепенно режиссёры МХТ приноровились к этому широкому диапазону актёрских возможностей. Так в репертуаре Марины Голуб появятся Дорина в спектакле Нины Чусовой «Тартюф», Мать-настоятельница в «Пьемонтском звере» Василия Сенина, Гертруда в «Гамлете» Юрия Бутусова и, конечно же, трагическая Васса в спектакле Льва Эренбурга «Васса Железнова». Последней стала работа с режиссёром Дмитрием Брусникиным «Он в Аргентине», где она сыграла роль Нины.

МХТ стал для актрисы новой точкой отсчёта и в творчестве, и в характере.

– Я научилась себя сдерживать, научилась не всё высказывать сразу, потому что лучше иногда промолчать.

Мне, правда, потом говорят: «А что же ты ничего не сказала?» Я отвечаю: «Да, я не сказала». Не сказать гораздо труднее, между прочим, чем выплеснуть весь негатив наружу. Как жаль, что не сразу я это поняла, хотя папа всегда мне говорил: «Будь мудрей». Потому что чрезмерная эмоциональность и открытость никому не нужны.

Конечно, мудрость и другие какие-то качества приходят с возрастом. Потом я считаю, что театр – дело ранимое. Люди окружают ранимые. И не надо всем всё говорить. Каждый человек проходит свой путь. Я это поняла, сделав множество ошибок и потеряв кучу времени.

И вот, когда я всё это осознала и сделала выводы, то и жизнь стала идти по-другому. Изменились и личная жизнь, и внутренняя жизнь. И жизнь творческая. Надо не бояться себя менять. Это совершенно не страшно…