— Помнится, когда вы появились тут в первый раз, вас интересовала информация об одном фильме… Давайте договоримся: вы молчите о стакане, а я сообщаю имя лиц, заинтересованных в экранизации.
— А разве это не решают ваши начальники?
— Как правило, да. Но всегда есть желающие протолкнуть тот или иной сценарий по личным мотивам. Скажем, экранизировать роман любимой бабушки. Если приходится выбирать из равноценных сюжетов, этот фактор учитывается. Ну и какое-то количество фильмов выходит как пробники, большого дохода мы от них и не ждем. Итак, я скажу вам кто заказчик, а вы молчите о стакане. Идет?
— Все равно не пройдет. А разгром в квартире Стефани?
— Она сделала это сама. В состоянии аффекта.
— Сама перевернула все вверх дном, потом пошла в клуб, подцепила меня, провела весь день на свидании — и все это время не помнила про разгром?
— А не было никакого разгрома. Так, легкий беспорядок. Вы же знаете этих женщин — маниакальная страсть к порядку. Любая мелочь не на месте кажется им концом света. А ночью у страха глаза велики — ей показалось. И ведь никто кроме вас двоих этого не видел, не так ли?
— Я должен обсудить это со своим адвокатом. Не знаю, пойдет ли на это Стефани.
Таким образом, там, где расследование остановилось у Мишкина, успеха добился Дима. Это тем более иронично, что и Мишкин и Сережа давно перестали воспринимать его всерьез.
Киев, 2003.
Когда-то они это уже обсуждали.
— В литературе это распространенная тема. Но я никогда не встречала настоящего соперничества мужчин из-за женщины. Зачем, если женщины так доступны? По-моему, все это выдумано или устарело.
Реплика в ее духе. Все сумбурно и вперемешку.
— О чем ты?
— Я о соперничестве двух мужчин из-за женщины. В моем детстве об этом много писали, я имею в виду — в классике. У Стивенсона. Вальтера Скотта.
Она потянулась. Она как раз писала лирическую часть очередного рассказа и застряла где-то на любовной сцене. Они ей традиционно не давались. Иннокентий просматривал черновик статьи и, одновременно, пил кофе. Кухня, на которой они сидели, освещалась лучами заходящего солнца и только что зажженной лампой.
— Я никогда, ни разу не наблюдала, чтоб хоть кто-нибудь из мужчин прилагал усилия и добивался женщину, которая занята. Обычно им это или слишком сложно, или страшно. Может, это потому, что женщины теперь слишком доступны?
— Ну, кроме совсем уж доступных и подающих знаки. — После минутного раздумия добавила она, потому что любила точность.
— А это лживая идея. Мужчины спорят не из-за женщины, а ради соперничества. Тут важна не сама женщина, а то, что она нужна еще кому-то.
— То есть это всего лишь спор двух мужчин о том, кто из них сильнее?
— Да.
— Но ведь даже в современных сериалах это очень раздутая тема!
— Ты же не веришь сериалам?
— Но это же так грустно! И гнусно…
Она все-таки была романтиком.
Иннокентий понимал, что она хочет сказать. Есть что-то грязное в том, что человек становится для другого не самоценностью и не целью, а вещью, которую тот использует для украшения и выкидывает, если она не в моде.
София, 2005.
А теперь он сам оказался одним из тех двоих соперничающих мужчин. Ситуация, встречаемая только в книгах да сериалах, но почти невообразимая в жизни.
Ч.1. 9. Нашли!
Стамбул, 2005.
Ах, Стамбул! Павшая Византия! Велика красота твоя, велико и горе твое, и наказание твое за отступничество от веры. Нет больше песен для тебя — о твоих храмах, обращенных в мечети, о тяжелых сводах и темных залах. О камнях, выстилающих полы его и фресках на стенах его, об ушедших добровольно в камень, чтоб еле слышной музыкой петь сквозь преграду колон. Мало кто вспоминает о Том, Кто смотрит через древние стены — мало помнят о Нем и те, что ограбили тебя, великий город, и те, кто столетия спустя пользовался плодами этого грабежа. Помнят Его те, что пронесли верность под игом захватчиков, но и их утомило тысячелетнее наступление духа времени сего. Но ни мраморных колон его, ни золота на стенах, ни фресок не нужно Ему. Не тяготят Его ни круглые печати на месте икон, ни обшарпанные стены. Ибо все это пыль и прах рядом с сокровищем верного сердца.
Но верно ли сердце твое? Помнишь ли ты первую любовь свою? Да и знал ли ты когда любовь свою, или растратил ее в погоне за обольщениями ложных солнц неверного неба?