Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ)

Та Марина никогда не решилась бы рассматривать чужое лицо таким долгим уверенным взглядом. Та Марина провалилась бы под землю только от мысли, что кто-то подумает, что она им интересуется. Та Марина носила рискованные наряды, эта была в закрытом костюме. Общий стиль тот же, но намного интереснее. Та Марина была худощава, с детским кукольным лицом и удивленным взглядом — у этой прекрасная грудь и красивое зрелое лицо. То же, и другое. Все, что было заложено в ее характере тогда, теперь расцвело и принесло плоды.

Восприятие Марины раздвоилось в этот момент. Старая Марина сказала бы — «постарел, стал… больше», и «это из-за него мне было так плохо!». Марина теперешняя с любопытством изучала следы времени на его лице и фигуре.

Темная кожа — много солнца. Морщины вокруг глаз, рта. Привычка скрывать эмоции. Властный взгляд — руководящая должность. Осанка, мышцы — спорт. Не физический труд, нет, слишком равномерное распределение мышц по фигуре. Умное лицо. Но, конечно, упрям. Чужое мнение не признается. Интересно, он женат? Дорогой костюм. Сноб. Всегда был. Бабник? Нет, не бабник.

Притягательный экземпляр мужчины, надо сказать… для кого-то. Удивительно, что он тут делает. Он должен сейчас быть занят чем-нибудь отчаянно срочным, пока жена и любовница изнывают от скуки, каждая в своем доме.

Стоп. Не доказано — не обвинен. Костюм можно объяснить желанием пустить пыль в глаза, учитывая… их прошлое, это естественно. А властные мужчины всегда привлекательны, учитывая их редкость в современном мире.

— Привет.

— Привет.

— Прекрасно выглядишь.

— Ты тоже.

— Что будешь?

— Чай.

— Кофе не пьешь?

— Изредка.

— Чем занимаешься?

— Работаю.

— Да, конечно.

— А ты?

— Тоже.

— А точнее?

— Бизнес.

— Успешно?

— Немного.

— Женат?

— Я развелся.

— А… да. Дети?

— Двое.

— Здорово! Большие?

— Сыну двенадцать, а девочке десять. Я закурю?

— Пожалуйста.

«Пожалуйста» — новое слово в ее лексиконе. И новое движение. Раньше она сказала бы «да».

Он закуривает, затем разгоняет дым рукой.

И спрашивает:

— Еще сердишься?

Вопрос запоздал на десять лет. Да, сержусь. Нет, не сержусь. Нет смысла.

— Я все равно не могла бы жить с мусульманином. Это было бы ошибкой, если б все оставалось, как было…

— Я никогда тебя не заставлял…

— Нет, но потом заставил бы. Правда?

— Мне казалось, это не было для тебя важно.

— Тогда не было. А теперь да. Ты бы меня уговорил.

Пауза.

— Я скучал.

Пауза.

— Если бы… ты думала о том, чтоб все вернуть?

— Вернуть что?

Жесткая. Раньше такой не была.

Это даже хуже, чем было раньше. Ты рядом пока тебе надо, бежишь, когда это выгодно, и возвращаешься, не подумав о других. Я не сержусь, что ты предал меня, хотя это и было больно. Но теперь ты предлагаешь мне совершить такое же предательство. Как будто подлость — самый естественный выбор в нашей ситуации. Пора выбираться, пока я не заплакала. Да как же орет эта музыка!

Взмах ресниц.

— Я замужем.

Это не ответ. Уловка.

— А если бы ты была свободна, ты хотела бы?

Она медлит с ответом. Сердится. Розовеют щеки. Сжимаются кулаки, и длинные ногти едва заметно скребут столешню. Но он пристально смотрит в лицо. Зрачки расширились, губы шевельнулись, ноздри чуть дрогнули и вернулись обратно. Ответ — да.

— Нет.

Она не знает, что выдала себя и сердится из-за мелькнувшего в голове образа.

— Не надо было мне приходить. Это было ясно.

— Спасибо что пришла.

Он протягивает руку, чтоб накрыть ее ладонь, но, увидев настороженное движение ее руки назад, быстро меняет направление.

Она решается на баловство: медленно поднимает глаза, опускает их, вздыхает, сглатывает, а потом подмигивает. И видит неизбежную реакцию.

— Ну, приятно было тебя увидеть. Мне пора.

Берет сумочку и, не слушая возражений, выходит. Кажется, удалось сделать это красиво.

Он возбужден и будет теперь думать, что бы это значило.

Мы больше никогда не увидимся.

Он это заслужил.

И, уже спускаясь в метро, вспоминает, что забыла спросить о главном — почему он тогда уехал?

Ч.2. 12. Последствия

Новое платье короля

Было бы намного проще, если б жизнь была коротка. Если б люди рождались здоровыми и счастливыми, жили до первых признаков дряхления и умирали молодыми. Если бы за этой жизнью не следовало ничего иного. Если жизнь коротка и конечна, то ничто из сделанного не ударит вслед и не потребует ответа.

Так жили бы они — давая волю любым страстям и даже мелким желаниям, не ведая последствий своих дел. Ни горе, ни боль, ни гибель чужая не вызывала бы в них отзыва. И сами, страдая, ожесточались бы они, не видя ни капли сочувствия в ответ.

Но тогда они были бы животными.

Стамбул, 2011.

Она ушла, а я шел за ней следом. Мужчины пожирали ее глазами. И я знал, что ничем не отличаюсь от них. Что так же пялюсь, как мальчишка на пляже, и что нет ни единого шанса, что она обернется.