Я сглотнула и вжалась в сидение. И след простыл от того мужчины, каким он был минуту назад. Полное хладнокровие и недовольство сложившимися обстоятельствами. Таким я видела его впервые.
Мне стало не по себе. Мир любви разорвал в клочья один звонок его девушки. Я догадывалась по отрывочным фразам, что, возможно, у Инессы сломалась машина или она проколола колесо и не может поменять его. Хотя это Москва и тут на каждом шагу кучу разных услуг – только деньги плати – приедут и всё сами поменяют. Куда хуже, если она устроила автомобильную аварию или просто врезалась, или в нее врезались. Куда хуже – для меня.
– Можно спросить, – чуть позже слабым от волнения голоса начала я. – А куда мы едем?
– Сейчас я отвезу тебя домой, а потом поеду решать одну проблему, – Андрей попытался смягчить ситуацию и даже улыбнуться. Но у него это плохо получилось. Было видно, что мыслями он где-то далеко.
Мы выехали на одну из главных улиц, существенно сократив полпути закоулками. Постояли довольно долго на парочке светофоров и вскоре выехали на проспект Мира. До моего дома оставалось совсем чуть-чуть.
Я предчувствовала неминуемое расставание, и мне становилось плохо – живот скрутило и стало слегка подташнивать. Казалось, что это всё было неправдой. Весь сегодняшний вечер – сущая выдумка моего разума. Может быть, я до сих пор сплю. Ущипну себя и проснусь, и все призраки рассеются будто дым. Но это не подействовало. Я не спала. Тот же подъезд, тот же дом, что и три часа назад. Это был конец.
– Извини меня, – начал быстро, искусно оттачивать слова Андрей. – Случились сугубо важные обстоятельства, неотлагательно требующие моего присутствия. И я должен срочно их завершить. Надеюсь, ты меня поймешь и отнесешься к моим проблемам снисходительно.
Мне казалось, будто я – Маша Миронова из «Капитанской дочки» Пушкина, остаюсь в Белгородской крепости под предводителем шайки Пугачева, а он – Петр Гринев прощается со мной перед неминуемым отъездом в Оренбург. Противно до жути. Я – не Маша и во времена Екатерины Второй мы не живем. Где он учился этим жеманным манерам? Он прыгнул не в тот век, а я влюбилась не в того парня.
– Да, понимаю, – кивнула я.
– Прошу прощения у тебя, Марина. Увидимся, – сказал на прощание Андрей, сел в машину, ударил по газам и исчез за поворотом.
Я стояла растерянная и подавленная. Даже прощального поцелуя я не удосужилась, даже брошенного на ветер слова: «Я позвоню». Нет, далеко ему до честолюбия и сердечности Гринева, а мне до капитанской дочки. Да и в общем-то, это совершенно не наша история. И может, Роза права – я сгожусь только для любовницы. И народные мудрости не ошибаются: клин – клином, а деньги к деньгам.
Я была в бешенстве, достала из сумочки телефон и наконец-то его включила. Четыре звонка от Андрея в обед, один от Розы и сообщение от Марка: «Солнышко, как себя чувствуешь? Позвони, как сможешь». Я ничего не чувствовала, совсем ничего, и звонить ему не собиралась.
– Алло. Привет! Чем занимаешься?
– Привет, Марин! Я дома. Отлеживаюсь после вчерашнего.
– А как же сегодняшняя вечеринка у бассейна?
– Какая может быть вечеринка, когда после обеда накрыл ливень? Даже не удосужились погоду посмотреть, блин! – выругалась Роза. – Разве у вас в обед не было дождя?
– Нет, – пожала плечами я. – Только пасмурно и прохладно. Нас, видимо, обошло стороной.
– А ты чем занималась? Отдыхала?
– Как бы не так. В общем… – тяжело вздохнула. – Я только что встречалась с Андреем Нагорным.
В трубке повисло молчание. Я чувствовала, как Роза в этот момент напряженно думает и быстро просчитывает все возможные варианты действий, которые могли между мной и Андреем происходить.
– И?
– Мы ездили за МКАД в ресторан один, армянский.
– Не серьезно, – тут же отреагировала Роза. – Я думала, он тебя минимум устриц поведет попробовать где-нибудь в центре Москвы. А тут…
– Нет, ты не дослушала. Место было восхитительное, кухня отменная. Всё было хорошо. Мы ели, разговаривали и опять поцеловались. А потом позвонила Инесса с какими-то срочными делами. Я ничего не поняла, у неё что-то с машиной случилось. В общем, он отвез меня домой, а сам поехал к ней.
Я готова была разреветься и так сильно сжала кулаки, что ногтями впилась в кожу до крови.
– Ничему тебя жизнь не учит, – вынесла вердикт подруга.
– Да, Господи, Роза! – взмолилась я, отходят от подъезда, где столпилась семейка с пакетами и кучей детей.
– Как я могла устоять? Я люблю его. Слышишь? Люблю! Это выше моих сил. Я ничего с собой не могу поделать, – и как только я произнесла это вслух, призналась наконец себе в истинности чувств, беззвучные слезы полились градом по щекам. – Ты ничего не понимаешь, Роза! Ничего не понимаешь, – захлебывалась я. – И никогда не поймешь. Ты никогда не любила так мужчину, как люблю его я. Ты ими пользуешься в собственную угоду, а любить не умеешь. А я ЛЮБЛЮ!
– Ошибаешься, – тихо, смачно, от всей души произнесла Роза, и мой поток слез на какую-то долю секунды прекратился. Я только что постучала в правильную дверь.