Марьина роща

Даже классный наставник, строгая Нина Дмитриевна, еле сдерживая улыбку после очередной шутовской выходки Мухина, сказала, что его нельзя принимать всерьез. Способный парень, все схватывает быстро, веселый, активный, даже порой слишком развязный. Но Сережа знает и другую сторону. Довелось ему как-то зайти домой к Грише Мухину, нужно было сверить сомнительное решение задачи. Встретила его мать товарища, красивая моложавая женщина:

— Вам Гришу? Гриша! Иди сюда!.. Да брось своих котят, иди скорей!

Появился Гриша. Да разве это он, классный заводила, остряк и бесшабашная головушка? В четырнадцать лет дома носит короткие штаны, как семилетний… Батюшки, и фартук, как у девчонки!.. На руках пара слепых котят, а об ноги трется встревоженная кошка… Да любого из этих обстоятельств достаточно, чтобы навсегда погубить репутацию первого коновода. Позор, позор!

Увидел Сережу и выпустил котят. Те запищали, а кошка схватила одного за шиворот и, высоко задрав голову, потащила его в другую комнату, затем с призывным мурлыканьем вернулась за вторым.

Гриша перебирал край предательского фартука, потом вспомнил о голых коленках и окончательно сгорел со стыда. Сережа не без труда подавил свои истинные чувства, принял озабоченный вид и сказал:

— Я к тебе, Мухин, насчет задачи триста двенадцать… Получается, а сомневаюсь. Ответа в задачнике нет. Как у тебя?

— Пойдем, посмотрим. Можно, мама?

— Только вытрите ноги, молодой человек. Гриша, не очень задерживай товарища, у него и у тебя есть домашние дела.

Вон оно как! «Можно, мама?.. Домашние дела… так, так!»

Гриша наскоро пробормотал решение задачи, одинаковое с Сережиным. Обоим было невыносимо неловко, и, расставшись, оба вздохнули с облегчением.

Итак, Сережа случайно узнал Гришину тайну. Впрочем, сколько он ни думал, никакой тайны не получалось.

А очень хотелось, чтобы была тайна. Ведь так интересно, когда в жизни бывает жгучая тайна! В четырнадцать лет жизнь полна загадок, но интересная, настоящая тайна не часто встречается на пути учеников средней школы № 604 Краснопресненского района.

Вот была интересная тайна насчет князя. До третьей группы учился вместе с Сережей, Гришей и Колей Витька Оболенский, худенький, нежный мальчик, болезненного вида и плакса. Последнее качество, противопоказанное мужественным натурам марьинорощинских ребят, делало Оболенского весьма непопулярным. Он уклонялся от честных боев и вообще от всякого рода мероприятий, требующих силы духа и физической крепости. Он часто пропускал уроки, болел. И вот раз, когда Оболенского не было на занятиях, кто-то, — кто, теперь и не вспомнишь, — сказал, что Оболенский — фамилия историческая, аристократическая. Потом слегка поспорили, кто были Оболенские: графы, князья или столбовые дворяне, но за отсутствием пищи спор быстро угас; никто толком не знал. А потом кто-то для смеха предположил, что Витька и есть столбовой граф или как их там…

И пошло! Нашлось множество косвенных доказательств принадлежности Витьки к гнилой аристократии: и его нежное личико, и слабые мускулы, и частые болезни… До чего дошло дело: учком с комсомолом всерьез занялись делом «князя» Оболенского. Однако расследование обнаружило, что отец Витьки — сапожник, ни он, ни его предки в князьях не состояли, а от веку сапожничали в городе Талдоме; оттуда Витькин дед переселился в Марьину рощу, стал довольно известным за линией мастерком, пил серьезно и убежденно и умер, когда Витьке было два года. А Витька — болезненный в отца. Так рухнула интересная тайна «князя» Оболенского. На следующий год Витю по слабости здоровья перевели в лесную школу.

«А Гришкина тайна — разве это тайна? — огорчался Сережа. — Даже лучше бы я не знал ничего!» — и он добросовестно старался забыть о неприятном случае. Постепенно отношения наладились, но порой Сережа замечал косой, смущенный взгляд Гриши. Вскоре, впрочем, и это прошло.

Таких бытовых не тайн, а скорее недомолвок кругом было много. Не все родители были безгрешны: иные разводились и сходились, смущенно бормоча, что это дело частное, житейское… Кое-кто имел не вполне ясные источники дохода, а иные откровенно были связаны с мелкими торгашами и спекулянтами. Да мало ли грешков и неясностей числилось за старожилами Марьиной рощи в начале тридцатых годов? И дети прежде всех замечали эти грешки.

Костька Тополев прихвастнул как-то, что его отец — буденновский конник, и школьная слава осеняла Костьку больше года, а потом случайно выяснилось, что отец у него никакой не буденновец, а как демобилизовался в восемнадцатом году, так и работал с тех пор в районном Трамоте ломовиком. А Конной армии Буденного в то время не было. Костька краснел, как помидор, и бормотал, что он говорил про дядю, но ему больше не верили.