Марьина роща

Почувствовал всю надвигающуюся опасность и марьинорощинский городовой Степан Иванович. А нюх у него был чуткий, как у кота. Поведет носом и видит, что к чему. Хотя по первому взгляду нос ничего особенного не представлял — обыкновенная картошка над густыми усами… Но эта картошка была подвижна, как у охотничьего пса: ноздри шевелились непрерывно и улавливали все запахи, так что, не сходя с поста, Степан Иванович всегда знал, чем дышит Марьина роща, хотя он занимал очень скромное положение.

Беспокойный пост у электротеатра «Ампир». И прежде-то здесь было самое бойкое, после рынка, место, а разве сравнить прежнюю тишь и благодать с нынешней суетой? Стоял себе Степан Иванович на своем бессменном посту много лет, и все его знали, и он всех знал, и жил с людьми «душа в душу»: в какую лавку ни зайдешь — везде встречают с поклонами, у любого самостоятельного хозяина Степан Иванович всегда желанный гость. Голь всякая, конечно, почтения не оказывала, да на то она и есть голь, кому она нужна?

А приятелям старый городовой был верным другом и заступником. Поманит, бывало, толстым пальцем мальчишку-ученика, что бежит в булочную или в казенку:

— Скажи хозяину, что Степан Иванович нынче кланяться велел.

Получив поклон, начинал суетиться хозяин и таскать вдвоем с женой куда-то узлы и мешки, а то спешно снимались с места хозяйские жильцы. Ночью же приходил полицейский чин с городовыми и агентами в штатском, делил обыск и писал в протоколе, что ничего не обнаружено. Зато был домик у Степана Ивановича — полная чаша. Помощник пристава любил получать сухими, а Степану Ивановичу можно чем хочешь. За то и любили.

И еще уважали его в Марьиной роще за большие знания. Кто без греха живет? Полагалось Степану Ивановичу по службе знать всю подноготную. Он знал и не знал. Может, знал, да помалкивал. Так шли годы, так утверждался авторитет. А насчет того, сколько у него чего, никому дела не было.

Беспокойный пост у «Ампира», зато все видно.

Девчонки стайкой бегут, хохочут, расфуфырились, дурочки, на последнее. Наверно, кротовские чулочницы… Это пустой номер, отсюда доходу не жди.

Санька-Зуб шествует, сапоги лаковые. Ну, этот горбом берет, — тоже пустой номер для полиции.

Спиридонова молодка бежит. Эх, хороша, ничего не скажешь! Смотри получше, Спиридон Петрович, такой товар не любит зря лежать, хе-хе…

Опять прапор, козырять надо. Тьфу ты, пропасть!..

— Ивану Феоктистовичу здравия желаю!

Забурел, скотина, еле кивает. Другой бы давно сгинул за свои художества, а этого трогать не велят — свой вроде…

A-а, Ленечке почет! Какой вы стали франт! Опять в наших краях появились? Зря, зря; спрашивали тут про ваши калуцкие марочки… Поклон вам, Ленечка, низкий поклон-с!.. Ни-ни, я на посту, никак не могу. Зайдите домой, жене вручите-с. Увидите Васька, и ему привет передайте, интересовались им на днях из сыскного… Пашку, верно, не видать. Хе-хе, не уехал, а сидит ваш Пашка! Ему бы, дураку, после того дела, верно, уехать бы надо, а он с бабой закрутил, моего поклона не принял… Счастливый путь вам, Ленечка…

Солдат-рассыльный с книжкой. Наверно, в мастерскую второй автороты, что в лемановской кузне. Не мое дело, пусть идет…

Танька-лыска опять пьяная. И кто только поит такую? Тьфу!..

Двое студентов прошли. Здешние: Славкин Петр и Кутырин Иван. Идут с гитарой, будто на гулянье в Останкино. Нет, в прошлые времена куда лучше умели прикрываться: бутылка водки в кармане — вот тебе и справка о благонадежности… Конечно, это дело жандармское, а только этим студентам верить нельзя. Студент — он или сам забастовщик или рядом стоит… Вот ведь как времена изменились: все знают, на какие гулянья эти двое ходят, с кем встречаются, а вот поди ж ты, жандармский ротмистр не велел их трогать. Они, говорит, неопасные, это у них от молодости. Удивительно! Чтобы в старое время жандарм — ротмистр! — и говорил такое: неопасные! Н-да…

А это кто шмыгнул? Эге, это другое дело! Кажись, на кротовской фабрике слесарит. Такими жандармы интересуются. Хоть не наше дело, а все ж присмотреть надо, куда пошел… Пригодится…

Да-с, изменилось все к худшему. Никогда не бывало столько офицеров. Ну зачем, скажите на милость, офицеру ходить по Марьиной роще? Оказывается, местные — сыновья, значит. Мальчишка, сопляк, а «ваше благородие», еле козыряет. Да прежде Степан Иванович их и не замечал в своем величии, а теперь только и знай, что тянись да козыряй. Это при его-то возрасте и заслугах! Да на этом одном все уважение растеряешь.

Потом околоточный новый обижать стал. Тоже взял манеру — во все дела соваться. Прежде тихо-спокойно мигнет Степану Ивановичу помощник пристава:

— Этот, как его… Бутылкин-то, подлец, оказывается, краденый товар держит. А у Семенова непрописанные живут. Надо бы нынче их проверить.

И Степан Иванович срочно передавал привет Бутылкину и Семенову, и всем от того было хорошо. А теперь околоточный Зверев все под себя подмял, ему мигает помощник пристава, а Степану Ивановичу — шиш!