Марина Цветаева: беззаконная комета

Всеобщее увлечение «синема» сыграло свою роль в том, что в ноябре 1930 года, вернувшись из Савойи, он записывается на частные курсы при известной кинофирме Пате. За зиму приобретает некоторые знания и навыки и уже весной 1931-го с увлечением бродит по Парижу с кинокамерой в руках, разыскивая сюжеты и практикуясь в операторском искусстве.

Курсы стоили денег, отняли немало времени и, разумеется, оказались напрасной затеей. Наивно было и предполагать, что со временем он сумеет устроиться в какую-нибудь кинофирму, – их владельцы в эти годы экономического кризиса, освобождаясь от излишней рабочей силы, в первую очередь выбрасывали на улицу иностранцев. Но Эфрон упорно пытался заняться тем, что ему было по душе.

В «синематографе» он подрабатывал в 1927–1928 годах, снимаясь как статист в нескольких фильмах. Если сохранились ленты «Жанна д'Арк» и «Казанова», его можно разглядеть на экране – во всяком случае, в письме к сестре в Москву он надеялся, что она его там узнает. Работа статиста была и непрестижна, и утомительна, но Сергей Яковлевич умудрялся получать от нее удовольствие: с увлечением разыскивал у знакомых старый фрак, по ходу съемок несколько раз прыгал с моста в Сену «Презреннейший из моих заработков, но самый легкий и самый выгодный, – писал он Елизавете Яковлевне Эфрон в Москву – За одну съемку получаю больше, чем за неделю уроков». Значит, были еще и уроки…

Теперь это стало уже невозможно.

У Цветаевой – свои неудачи.

Наталья Гончарова в мастерской. Середина 1920-х гг.

Она закончила наконец перевод на французский язык любимой своей поэмы «Молодец». Огромная работа была стимулирована тем, что «Молодец» очень понравился и художнице Наталье Сергеевне Гончаровой, о которой Цветаева в 1929 году написала очерк-эссе.

Гончарова сделала иллюстрации к поэме и пожалела, что нет ее текста на французском – тогда бы появилось больше шансов издать иллюстрированную книгу. И тут-то Цветаева взялась за перевод. Ее увлекала еще и призрачная надежда обрести французского читателя.

Но скоро выяснилось, что простой перевод невозможен – нужно заново создавать поэму. Работа заняла почти восемь месяцев.

Теперь она была завершена. Марина Ивановна делает попытки заинтересовать книгой какого-нибудь французского издателя. Ничего не выходит. Не помогает и имя Гончаровой, прославившейся во Франции в середине десятых годов декорациями и костюмами к спектаклю «Золотой петушок», показанному на парижской сцене. Она только что разделила и успех с мужем, художником М. Ф. Ларионовым, – в связи с постановкой пьесы Савуара «Маленькая Катрин» в театре «Антуан»; во всех рецензиях на спектакль их декорации и костюмы хвалили.

Друзья Цветаевой устраивают авторское чтение «Молодца» в присутствии то одного, то другого влиятельного «литературного француза». Но поэма слишком нестандартна, французский стих ее непривычен, нетрадиционен – оставаясь собой, Цветаева и тут шла по пути новаторства. Короче говоря, поэма никому не нравится, хотя прямо об этом автору не говорят. Из «Нувель ревю франсез» текст поэмы перекочевывает в издательство «Галлимар», какое-то время ждет своей участи в редакции журнала «Коммерс». Безрезультатно.

Как и предыдущая поэма Цветаевой «Перекоп», французский «Молодец» остается неопубликованным.

4

За всеми этими неудачами стояла уже не только цветаевская непрактичность или невезучесть – стоял экономический кризис. Он разразился более двух лет назад и день ото дня набирал силу.

Париж был переполнен безработными. Множество русских вместе со службой сразу же теряли и крышу над головой: нечем было платить за жилье.

Русская газета «Последние новости» в марте 1931 года поместила корреспонденцию Андрея Седых, посетившего ночлежку Армии спасения. В ночлежке, разместившейся на обычной барже, можно было переночевать за 30 су на тюфяке, обшитом клеенкой; дворянам предлагалось особое отделение, где за 2 франка выдавались простыни и можно было раздеться. Но и это многим оказывалось не по карману.

Поздним вечером скамейки парижских бульваров, как и места под арками мостов, становились прибежищем отчаявшихся людей. Русские общественные организации – Красный Крест и Студенческое христианское движение, в котором в это время уже играла одну из ведущих ролей Елизавета Юрьевна Скобцова, будущая мать Мария, – вели сбор пожертвований. На собранные деньги организаторы покупали талоны на обеды и ночлеги, затем талоны бесплатно раздавались безработным, – и те выстраивались за ними в длинные очереди.

Русские газеты публиковали письма, взывающие о помощи, сообщения о самоубийствах, списки жертвующих деньги.

Список занимал в газете ежедневно длинную колонку и выглядел так: «От Маруси О. – 5 фр., от Московского землячества – 300 фр., от Н. И. Кульман – 50 фр., от Л. Г. из Болгарии – 10 фр., от А. И. К. – 200 фр.»…

Двадцатого марта в «Последних новостях» рядом со списком пожертвований жирным шрифтом был набран текст: «Дающие, памятуйте слово Суворова: “Порыв не терпит перерыва!” Марина Цветаева».