Марина Цветаева. Неправильная любовь

За окнами кафе моросил дождь, стекая по стеклу печальными струйками. Любовники сидели над двумя чашками остывшего кофе. Крошечный круглый столик разделял их. Родзиевич стал еще молчаливей и все реже старался оставался с Мариной наедине. Видимо, час Эроса миновал. Марина не замечала этого. Ева не живет трагедиями. Притягательность Евы — в победоносном цветении плоти. Даже трижды красавица и великий Поэт — не желанна в разрухе. Откуда Марине — бесхитростной Психее, пренебрегающей плотью, было знать это?

— Поймите же, пока он не знал про нас, я не была виновата. Но теперь он ранен, он страдает — и я тому причина. Зачем он выпытывал у меня? Человек имеет право на личную тайну. Я должна прийти в себя и решиться… Но чтобы жить, мне нельзя приходить в себя. Там, за пределами страсти пусто. Там нет для меня жизни. Я не должна жить… — глаза смотрели куда-то в пространство, слова вырывались почти бессвязно, как у бредившего. Рука Родзиевича легла на ее подрагивающую руку. Спокойные глаза пристально вгляделись в ее испуганные:

— Марина, примите совет друга. Вернитесь домой. Уже две недели вы не живете дома, да и со мной — не житье. Я не способен сейчас строить семью. Сергей — редкий человек. Всю жизнь он посвятил вам. И готов посвятить до остатка дней. Мы были… счастливы. И… довольно. Кажется, устали мы все трое.

«Я не понимаю, что делать, — писал Сергей Максу, — тягостное «одиночество вдвоем». Непосредственное чувство жизни убивается жалостью и чувством ответственности. Я слишком стар, чтобы быть жестоким, и слишком молод, чтобы присутствуя отсутствовать. Но сегодня — сплошное гниение. Я разбит до такой степени, что от всего в жизни отвращаюсь, как тифозный. Какое-то медленное самоубийство. Все вокруг меня отравлено. Нет ни одного сильного желания — сплошная боль. Свалившаяся на мою голову потеря тем страшнее, что последние годы мои я жил больше всего Мариной. Марина сделалась такой неотъемлемой частью меня, что сейчас я испытываю чувство такой опустошенности, такой внутренней продранности, что пытаюсь жить с зажмуренными глазами. Не чувствовать себя — основное мое желание».

К письму приписка: «Я начал писать месяц назад и все это время не решался послать тебе. Теперь, вроде, все как-то наладилось. Мы живем вместе и соблюдаем видимость семьи».

Родзиевич старался завершить отношения с Мариной. Конечно же, эта любовная история была вовсе не из жанра предпочитаемых им легких флиртов. 12 декабря 1923 Марина записала: «Конец моей жизни, хочу умереть в Праге, чтобы меня сожгли».

Марина живет дома. Много, пишет. Всем говорит, что пожертвовала собой из-за невозможности бросить Сергея. Вся правда об этом самом сильном романе в жизни Марины рассказана ею в «Поэме Горы» и «Поэме Конца», признанных лучшими стихами в любовной лирике.

«Поэма Горы» — о невозможности любви. Гора, на которой развиваются события, — Петршин холм в Праге — любимое место прогулок Цветаевой и Родзиевича, их «дом» — не только место действия, но и герой — символ высоких чувств «верх земли и низ неба».

Гора горевала, что только грустью
Станет — что нынче и кровь и зной.
Гора говорила, что не отпустит
Нас, не допустит тебя с другой.

В «Поэме Горы» «беззаконная» страсть героя и героини противопоставлена тусклому существованию живущих на равнине пражских обывателей. Гора символизирует и любовь в ее гиперболической грандиозности, и высоту духа, и горе, и место обетованной встречи, высшего откровения духа. «Поэма Конца» — о несоизмеримости чувств героев, о фальши, которой не чувствует он, но которую моментально улавливает она. О трагическом непонимании между поэтом и не-поэтом. Это откровенная, до мельчайших изгибов души фиксация расставания, разрыва живой плоти совместности.

Расставаться — ведь это врозь.
Мы же — сросшиеся.

Плачешь? Друг мой!..  Жестока слеза мужская

Обухом по темени!

Но зато в нищей и тесной

Жизни: «жизнь, как она есть!» —
Я не вижу тебя совместно
Ни с одной:
— памяти месть!

В январе Родзиевич уехал из Праги и через год женился на дочери религиозного философа Булгакова. Но вскоре, правда, развелся и в брачные узы не вступал — Марина накликала. Ушел в армию. Смерти не боялся, воевал в Испании, во время Второй мировой состоял во французском Сопротивлении, побывал в немецком концлагере. Детей не имел, дожил до 92 лет, умер в Париже. В преклонные годы увлекся лепкой и рисованием. Часто изображал женский портрет — горбоносое лицо женщины с невидящими глазами под длинной челкой. Никогда, уже дожив до славы Цветаевой, Родзиевич не разглашал никаких подробностей их отношений. «Все, что Марина хотела сказать, она сказала в стихах…».

«Поэма Конца» и «Поэма Горы» были изданы маленькой книжечкой. Долго шли они до Переделкина.