Марина Цветаева. Письма. 1928-1932

Но одну боль ты мне причинил. «Теперь я у всех буду просить дома, попрошу и у тебя». О, домов у тебя будет больше, чем хочешь, люди жадны на чужую боль, — только объяви! Первая рана и уже сразу всем — зализывать? Дом заменять собирательным? Имея меня нуждаться в других? «И у тебя»… — «Ты мой дом», так это должно было звучать.

Дружочек, вспомни Р<ильке>, не дававшегося и не давшегося врачам (умирал в страшных муках, без морфия) чтобы познать СМЕРТЬ во всей ее чистоте. Что́ ты будешь знать о себе, если сразу пойдешь к другим? (Заговорят, залечат, залижут). И как ты узнаешь себя, если не через боль? — «Стисну зубы» — этого я от тебя ждала. Прости за суровость, — настолько чувствую тебя сыном! Другого бы я — просто — пожалела.

_____

Видишь, письмо двоится, троится. Горе твое — о матери, твое — об отце, отца — о ней, и еще твое — о нас, нет времени подумать о своем. (Одного не упомянула: ее — о тебе, м<ожет> б<ыть> потому, что оно еще впереди!) Вот — жизнь: сделай шаг, и все основы потрясены. Так лавина шагает, Этна дышит.

_____

И — кто знает? М<ожет> б<ыть> всё к лучшему. Отказ от меня, любимой и любящей, это пожалуй было бы не под силу даже мне. (Говорю не об отказе неприезда, ра́зовом, — о другом, отказе присутствия, ежечасном!) Ты, никогда не видавший меня на воле — увидел бы — не оторвался бы — не мог бы без меня дней и ночей. Лучше тебе меня — такой — не знать! И еще об одном (говорю совсем тихо) может быть в одну из этих ночей начался бы, Ко́люшка, твой сын, сын твоих 18-ти лет, как Аля дочь моих 18-ти [393], дитя дитяти, первенец мальчика. — А таких люто любят! — О, наверное было бы так. И это было бы — конец всему: моему с другим, моему с тобой. Ты бы, обретя (?) сына, потерял меня — в жизни, в днях, мы бы не могли не расстаться. Вижу, только однажды виденный мной, твой взгляд, именно взгляд, а не глаза, ибо глаз — двое, а это одно, и оно плыло, растопленное в чем-то. Это был взгляд самой ночи, понимаешь? И вокруг — глаз на этот раз — весь легкий пожар бессонницы.

Ко́люшка, целый вечер вчера (31-го, пятница) я, не зная почему, одна в комнате, впрочем был уже 3-ий час ночи, и следовательно 1-ое — напевала припев старинной немецкой песенки):

Behüt’ Dich Gott! es wär zu schön gewesen —
Behüt’ Dich Gott! es hat nicht sollen sein [394]

.(Que Dieu te garde! Cela aurait été trop beau.
Que Dieu te garde! cela n’a pas dû être.) [395]