Читаем Марина Цветаева. Письма. 1928-1932 полностью

Читала его после камфары, негодование вернуло меня к сознанию.

_____

Калевала. Хорошо, но Гайавата [535] лучше. (Народ хорошо, но поэт лучше? Всегда утверждала обратное.) Несостоявшаяся эпопея, отсутствие главных линий, одной линии.

В общем — журчание ручья по камням. Пока слушаешь — пленяешься, отошел — остыл. Материал для эпопеи.

— Но довольно о книжках.

_____

Встану, если не будет третьей прививки, в пятницу, в субботу или воскресенье (верней) зайду к Вам, если сами раньше не выберетесь. Как Ваш кашель? Топите ли? Кто бывает? Как Stello? Под всем сказанным о франц<узской> (и всякой!) Рев<олюции> подписываюсь обеими руками [536]. Вот Вам Виньи, а вот Алданов. М<ожет> б<ыть> пришлю Вам обе книжки (Джима и Чортов мост) через Алю.

Напишите мне письмецо, чем больше, тем лучше. Да! попросите П<авла> П<етровича>, если можно, достать гонорар из Посл<едних> Нов<остей>, как мал бы ни был.

До свидания. Не забывайте меня.

                             М.


Дружочек, пишу Вам после 2-ой прививки (7-го) от которой чуть было не отправилась на тот свет [537]. Обморок за обмороком, сердце совсем пропало, все: дышите глубже! а мне совсем не хотелось дышать, хотелось спать. Звон в ушах был — грозный, ни с чем несравнимый, звенели все 4 стены + потолок. К счастью (или к несчастью) Н<адежда> И<вановна> Алексинская [538] еще не уехала, праздновала имянины Лелика у А<лександры> 3<ахаровны> [539], Радзевич [540] побежал за ней, пришла, вспрыснула камфару (лошадиную дозу).

Наблюдение: мне, чтобы не потерять сознание, все время хотелось — выше, навалили подушек. Казалось, что — лягу — умру. Это был — инстинкт. А первое, что сделала докторша — уложила меня плашмя. Как понять? Разве сердце (физическое) ошибается? Повторяю, последними остатками сознания хотела — выше, стойком.

Я теперь немножко знаю как умирают: ждешь сердца, и его нет. Смерть будет — когда не дождешься. Но это только первая половина смерти, во вторую — если есть — не заглянула.


Впервые — Несколько ударов сердца. С. 147–150. Печ. по тексту первой публикации.

104-28. С.Н. Андрониковой-Гальперн

Медон, 9-го Октября 1928 г.


Дорогая Саломея, пишу Вам в постели, после второй прививки пропидонта (?) от которого — честное слово! — чуть было не отправилась на тот свет: сердце совсем пропало, обморок за обмороком, к счастью (или к несчастью) доктор оказался под рукой и вспрыснул камфору [541]. Это было третьего дня, сейчас я уже обошлась, хотя очень болит нога (отравленная) и жар. Говорят, что все это в порядке вещей.

Теперь я немножко знаю, как умирают, т. е. перестают быть, т. е. первую часть смерти, — если есть вторая (быть начинают). После 3-ей прививки м<ожет> б<ыть> узнаю и вторую.

А в общем буду у Вас дней через 10, очень по Вас соскучилась. Целую Вас.

                             МЦ.


Впервые — СС-7. С. 118–119. Печ. по СС-7.

105-28. С.Н. Андрониковой-Гальперн

Дорогая Саломея, все еще никак не могу попасть к Вам, после вспрыскиванья хромаю и с трудом дохожу до ближней лавки. Если не трудно, пришлите мне иждивение, очень нужно.

Дошла ли до Вас моя весточка из кровати?

Напишите мне о себе. Слышала от В<еры> А<лександровны> С<ув>чинской (уехала в Лондон) [542], что Ирине лучше, радуюсь за Вас. Целую Вас и скоро надеюсь увидеть.

                             МЦ.

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

16-го Октября 1928 г.


Впервые — СС-7. С. 119. Печ. по СС-7.

106-28. Н.П. Гронскому

<Медон, октябрь 1928 г.>


— Вы знаете, я сразу поцеловала Ваше письмо, как тогда — руку — в ответ (на ответ “не совсем чужая” — скромность этого ответа: «не совсем чужая» — Ваша — мне!). Подумать не успев.


Думаю, что целование руки у меня польское, мужско-польское (а не женско-сербское, где все целуют — даже на улице). Целует руку во мне умиление и восторг.

Итак, письмо поцеловала, как руку. Я была залита восхищением. Та́к нужно писать — и прозу и стихи, та́к нужно глядеть и понимать — входы и выходы. Вы предельно-зорки: я, действительно, шагнув — отступаю перед тьмой — даже если она белый день: перед тьмой всего, что́ не я, перед всем не-мною, ожидая, чтобы оно меня окончательно пригласило, ввело — за́ руку. Я отступаю так же, как тьма, в которую мы выходим. Не отступаю — чуть подаюсь.

Шаг назад — после сто́льких вперед — мой вечный шаг назад!

А выхожу я — опять правы! — как слепой, даже не тычась, покорно ожидая, что — выведут. Не выхожу, а — стою. Мое дело — войти, ваше — вывести.

Наблюдение об уверенности шагов к Вашей двери — простите за слово! — гениально, ибо, клянусь Вам, идя — сама подумала: — Та́к сюда иду — в первый раз.

А вчера вошла как тень — дверь была открыта — всем, значит и мне. А Вы хотите, чтобы я пришла к Вам — потом, — если уйду раньше Вас — или будете бояться?

— Как мне хорошо с Вами, легко с Вами, просто с Вами, чисто с Вами — как Вы всегда делаете что́ нужно, ка́к нужно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цветаева, Марина. Письма

Похожие книги

Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное
Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг.
Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг.

Книга представляет собой собрание уникальных документов, многие из которых публикуются впервые. Она посвящена истории взаимоотношений императора Николая II и великой княгини Елисаветы Феодоровны, начиная с 1884 г. и до открытия Марфо-Мариинской обители в 1909 г. Предлагаемый свод материалов поможет по-новому увидеть многие стороны жизни и служения последнего Русского Царя, Великой Матушки и их ближайших родственников. Исторические события конца XIX — начала XX в. предстают в изображении их главных участников.Для специалистов и всех интересующихся отечественной историей.

Андрей Борисович Ефимов , Елена Юрьевна Ковальская , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары / Публицистика / Эпистолярная проза / Прочая документальная литература / Документальное