Марина Цветаева. Письма. 1928-1932

Никогда до встречи с Вами я не думала, что могу быть счастлива в любви: для меня люблю всегда означало́ больно, когда боль переходила меру — уходила любовь.

Мне пару найти трудно — не потому что я пишу стихи, а потому что я задумана без пары, состояние парой для меня противоестественно: кто-то здесь лишний, чаще — я, — в состоянии одинокости: молитвы — или мысли — двух воздетых рук и одного лба…

Но дело даже не в боли, а в несвойственности для меня взаимной любви, к<отор>ую я всегда чувствовала тупиком: точно двое друг в друга уперлись — и всё стоит.

_____

Тем, что Вы любовь чувствуете не чувством, а средой благоприятной для (всякого величия!), Вы ее приобщили к таким большим вещам, как ночь, как война, вывели ее из тупика самости, из смертных — в бессмертные!

Вы знаете много больше, чем еще можете сказать.

_____

Соскучилась по Вас у себя — даже на моем тычке и юру́.

А знаете — как Вы́ входите?

Стук — открываю — кто-то стоит, с видом явно не при чем, точно и не собирается войти, явно «не я стучал», совершенно самостоятельно от двери. (Может — ветер, может — я.) Мне всегда хочется сказать: — ннну?

У Вас при входе — сопротивление. — Возьму да не войду. — Вы необычно-долго (т. е. ровно на 5 сек<унд> дольше чем другие) не входите.

— Нынче и завтра свободна до позднего вечера — и никто не ждет — Вы́ ждете, а я не приду — ибо во всех подобных делах безнадежно-воспитана, ибо нельзя — тем более что никто не запрещает! — ходить каждый день, злоупотребляя расположением матери и широкостью взглядов — отца.

Ах, шапка-невидимка! Ковер-самолет!

_____

Кто-то взял у нас и осень. (Ни разу не были в медонском лесу и только раз — вчера — в парке.) А что́ зимой будем делать?

Впервые, как записанное в тетради — НСТ. С. 462–463. Текст отправленного письма см. ниже (имеются разночтения).

106а-28. Н.П. Гронскому

Медон, 17-го октября 1928 г.

Вы знаете, я сразу поцеловала Ваше письмо, как вчера — руку — в ответ (на ответ: «не совсем чужая!») Подумать не успев.

Думаю, что целование руки во мне мое, мужско-польское (а не женско-сербское, где все целуют, даже на улице. Кстати, прадед с материнской стороны — Данило, серб.) [543]

Целует руку во мне умиление и восторг: Вашей руке долго быть целованной!

Письмо. Я была залита восхищением. Та́к нужно писать — письма, стихи, все. Та́к нужно глядеть и понимать. Вы предельно-зорки: я, действительно, шагнув — отступаю — перед тьмой всего, что не я, всем не-мною, ожидая, чтобы оно меня — чуть ли взяло за́-руку. (Звонок, как стук, далеко́ еще не: ВХОЖУ! а: «можно войти?» «НУЖНО войти?»)

До двери я — я, за нею — я + все, что за нею.

Я отступаю так же, как тьма, в которую мы выходим. Чуть подаюсь.

— Шаг назад — после всех вперед, мой вечный шаг назад.

А выхожу я — опять правы! — как слепой, даже не тычась, покорно ожидая, что выведут. (В окно бы — сумела!)

Наблюдение об уверенности шагов по коридору — простите за слово: гениально, ибо — клянусь Вам — идя, сама отметила: «та́к сюда иду в первый раз». — А вчера вошла как тень — дверь была открыта всем — значит и мне.

(А Вы хотите, чтобы я пришла к Вам потом — если уйду раньше Вас — или будете бояться?)

— Как мне хорошо с Вами, легко с Вами, просто с Вами, чисто с Вами, как Вы всегда делаете что́ нужно, ка́к нужно.

Еще одно, чем бесконечно восхищаюсь: Вы не задавлены полом (для людей — всё, если не ничто), Вы в него ныряете. Так Антей касался земли [544].

(Попутная мысль о Метаморфозах [545]: символы больше, чем их разработка, МИФ больше чем Овидий, — а Гомер — нет.)

_____

Тем, что для Вас любовь не чувство, а среда (воздух, почва, нечто в чем и из чего происходит) Вы ее приобщаете к таким огромностям как ночь (тоже среда, а не время дня!) как война, выводите ее из тупика самости, из смертных — в бессмертные!

— Вы знаете много больше, чем еще можете сказать.

— Соскучилась по Вас у себя, — Вас на пороге, Вас на сундуке. А знаете — как Вы́ входите? Дверь открывается, кто-то стоит с видом явно не при чем, с лицом явно: «не я стучал» (может ветер, может я). Если у меня при входе — одумка, у Вас явно сопротивление. Мне всегда хочется сказать: — ннну́?

Вы необычайно долго (секунды на три дольше, чем полагается) не входите.

_____

— Знаете, что меня внезапно осенило в связи с Вашим последним письмом — В<олкон>ский С ДУШОЮ. — Вы понимаете какая это вещь?

_____

Нынче и завтра свободна до позднего вечера, никто не ждет (вчера ждали, и было очень тяжело) — Вы́ ждете — а я не приду, ибо нельзя — будучи мною — злоупотреблять благосклонностию матери и широтою взглядов отца.

Ах, шапка-невидимка! Ковер-самолет!

Кто-то взял у нас и осень. А какая нынче (продолжаю в четверг) — блаженная! Как хочется в лес и в лист. В медонском лесу не была еще ни разу.