Марина Цветаева. Письма 1933-1936

Мать сейчас лепит его большое лицо, а маску не сняла из-за того, что на лице были легкие ссадины. Я бы — сняла. Теперь она жалеет.

— Жду большого письма обо всем.

Все никак не соберусь выслать «Посмертный подарок», — сколько мелких дел! Но это Вы знаете…

Обнимаю.

                                       МЦ.

Покажите карточку Бему.

<К письму приложен лист бумаги с оторванным верхом, осталась часть фразы>[1095]

— Вы: душа. У Вас и для Вас.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 123–125 (с купюрами). СС-6. С. 423-424. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 221–223. С уточнением по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 264–265.

30-35. Н.А. Гайдукевич

France

Vanves (Seine)

33, Rue JB Potin

24-го апреля 1935 г., Страстная среда

                         Дорогая Наташа,

Как я обрадовалась виду Вашего почерка на конверте, — аккуратного, институтского, первоученического. Эти почерка похожи на жизнь прежних нас, непохожую на нас: с нами незнакомую.

…Думаю о Вашем горе[1096], о силе его и думаю, что так же Вы бы горевали о каждой и каждом, данном Вам на* руки — умирать. Есть вещи пуще, чем родство: родство — человеческое. Так Царица никогда не могла забыть своего солдата, который ее звал ночью — проститься — и не дозвался, ибо ее, вопреки приказанию, не разбудили[1097]. Думаю, это горе — безнадежность помочь: ибо умри Вы даже взамен — она бы все равно умерла. Ибо ей не Ваша любовь от Вас нужна — а ее жизнь.

Я всю эту зиму провела в чужом горе. 21-го ноября погиб на метро юноша, — Н<иколай> П<авлович> Гронский, сын одного из постоянных сотрудников Посл<едних> Новостей. Мы с ним дружили, и даже жили вместе, в 1928 г. — 1929 г., в Bellevue, — мы въехали в их квартиру, а они переехали рядом. Потом он у меня постоянно бывал в Медоне, мы с ним целый год прошагали по лесам. Он тогда безумно любил меня и мои стихи. Потом мы разошлись. И вдруг 21 ноября — читаю…[1098]

А 9-го декабря, также неожиданно — в тех же «Новостях» — поэма «Белла-Донна» (савойская Jungfrau[1099]), в которой непрерывно, ежестрочно, до улыбки — узнаю себя: свою хватку. И, самое изумительное, — не «под меня», а — я, живая я, — точно я написала. Это со мной случилось в первый раз в жизни. Написала о нем большую статью, с которой ткнулась туда-сюда, но кому нужен начинающий поэт в таком максимальном преподнесении? Словом, прочла ее в виде доклада — Поэт-альпинист — а затем сдала в Сербию — журнал «Русский Архив» — русские современные авторы по-сербски. Стихи (цитаты) будут даны по-русски, с сербским прозаическим подстрочником.

…Вижусь с отцом и матерью. Единственный сын, обожаемый. (Есть дочь, но она — замужем и чужая). Отец и мать в 1928 г. разошлись, — мать ушла к другому, тогда сын (19 лет) так ко мне и кинулся. Мать — скульптор. Красавица. Сын был также красавец, и в мать и в отца — живого Николая I. Отец — из литовцев, мать полька (Слободзинская). Юноша и видом и нравом был настоящий шляхтич. Теперь всё это в земле, под землей, под травой лесного медонского кладбища. Ему только что исполнилось 25 лет. Осталось три больших тетради стихов. I том выходит в июне[1100]. Отец (активист и общественник) — весь в стихах сына (NB! стихов не понимает), — радуется удачной бумаге, шрифту, сам написал предисловие, и т. д. — мать — мать «плачет о детях своих и не может утешиться потому что их нет»[1101]. С ними обоими у меня и прошла зима

— Осенью, постепенно, а в феврале — окончательно ушла из дому моя дочь — не к кому-нибудь, а от меня. Сосуществование давно уже было невыносимо: все обратное. А это ведь — не квартирант в доме. Видеть ее такой, как она есть — я не могла: моя дочь. И — предпочла не видеть вовсе. Т. е. приходит, «заходит», и внешне всё хорошо. А внутри — пусто. Конечно, я, по своей природной пассивности, и еще многому другому никогда бы не сделала окончательного шагу, но он — сам сделался, помимо меня, волей жизни. Одно знаю: никогда с ней больше жить уже не буду. Я ею, в доме, была — раздавлена. Годы. И терпела от нее такое, что даже вспоминать — дико. Она всем нравится, — пусть с ними (всеми) и живет. Я ей — НЕ нужна. Но сейчас даже уже и горечи нету. — Пусто. —

— А наше море? Или уже уплыло? Ответьте непременно, ибо начинаю думать о своем с Муром (на море не была с лета 1928 г., итого 7 лет)[1102]. Если уедем, то после 1-го июля. Думайте и отвечайте. Из Парижа есть билеты aller et retour[1103] 250 фр<анков>, на два месяца, т. е. почти вдвое дешевле. (Думаю о Средиземном море.) Я еще ничего не знаю, но надеюсь. Комнаты — недорого, кажется от 150 фр<анков> т. е. то же, что в Париже и окрестностях, без всякого моря.

Обнимаю Вас и жду скорой весточки

                                       МЦ.

<Приписка на полях:>