Читаем Марина Цветаева. Письма 1933-1936 полностью

Теперь — о Вас и для Вас. Комнаты (без пансиона) сдаются только на сезон (3 месяца) — и они совершенно правы. Значит — остается пансион. Их — несколько. Я говорила с владелицей одного из них, Г<оспо>жой Богдановой: 20 фр<анков> в день с комнатой[1135]. По франц<узским> ценам, особенно морским — дешевка. Утром кофе — сколько угодно с чем угодно (NB! масло и мед), обед — много всего, фрукты и чай (NB! по-русски — много, т. е. на двоих!), ужин — легче, но тоже достаточный. В 4 ч<аса> — ничего, но это — везде. Мясо, в обед, — «жарко*е», на ужин — аранжировка (котлеты, зразы и т. п.) Решайте скорее и, если решите (решитесь), тотчас же пишите Г<оспо>же Богдановой по следующему адр<есу>:

<пустая строка>

и высылайте задаток — не менее 100 фр<анков>. Необходимо написать, когда собираетесь и на сколько (приблизительно).

Мы с Муром (тьфу, тьфу!) очевидно тронемся 21-го июня, с первым train de vacances[1136] — льготным. Так что увидимся уже — там[1137]. И — лучше: я перед отъездом — уже сейчас! — в непрестанной тревоге: дроби<,> дрожи: этого не забыть, то захватить, что захватить? — et n’ai ni d'yeux ni d’oreilles[1138] для чего бы то ни было. Вы бы от такой меня — просто пришли бы в отчаяние: тихая сумасшедшая. (Вот и сейчас, пока пишу: стиральная доска — но как везти?? — большой чан — брать?? — м<ожет>б<ыть> примус — в ведро — а ведро — в чан?? и т. д. и т. д., с припевом: «а во сколько всё это влетит???!!!») И та*к будет — до train de vacances, боюсь, что и несколько дней спустя. (А как везти Мурин горшок?? Неужели — в руках? Как букет или огромную бомбоньерку. А без горшка нельзя: он верный, преданный, — и я с 17 лет путешествую с горшками. — Да. — ) Милая Наташа, как люди возят горшки? В портплэдах??

Целую Вас и жду молниеносного ответа и решения.

                                       МЦ.


Ж<елезная>д<орога> — Paris — Lyon — M*diterann*e[1139].

Маршрут: Тулон (рифма: Наполеон), а последняя ж<елезно-> д<орожная> станция — Levandou, или -doux, или Lavandou (от lavande, а лучше всего: Lavandoux (doux[1140] п<отому> ч<то> — lavande), но, кажется, всё-таки: Levandou[1141]. Поселок La Faviere, где будем жить — в 1 к<илометре с> * ходу.

Сосны, песчаный пляж, другой — каменистый, горы — крымские, курчавые (1200 метров), лаванда. Москитов — нет.

Везти: купальный костюм, побольше полотняной обуви (может купить здесь, есть чудная, цветная, непроноская: 6 фр<анков>), голые платья (спина!), рекомендуют гамак, но у меня — нету и меня в нем тошнит (даже от вида!) Сетку для креветок, но я слепая и не туда попаду. У Мура — будет.

_____

Наташа, хотите меня осчастливить? Пришлите мне 50 фр<анков> на настоящий шведский примус, несокрушимый, который буду жечь, беречь и любить — всю жизнь[1142]. (До сих пор горюю о 13 лет назад оставленном таком в России, — забыть не могу: жжёт!)

Это будет главное действующее лицо моей фавьерской жизни, — главнее моря. В прошлом году у меня был чужой, я его починила, но пришлось вернуть. Так привязалась к нему, что насилу отдала. Обещаю Вам написать про него стихи и, даже, поэму. (Есть у Чуковского, но 1) я не читала 2) детское, — а мой взрослый.)[1143] Честное слово — напишу. И посвящу — Вам. Я даже знаю посвящение: — Ваше имя — с благодарностью за —

                       ПРИМУС

не повторяя слова вторично.

_____

Жду скороспешных вестей. И таких же деловых, как мои. Я всю лирику из письма выкинула, а много есть: про даму, у которой сняла, — целая поэма! Но лирика — потом.

Самое важное — мне — знать Ваши точные планы. Торопитесь: места в пансионе разбираются загодя, т. е. сейчас.

Жду.


<Приписка на полях:>

У Вашего Пильсудского орлиное лицо[1144]. Нельзя было ждать иных последних слов — чем те, к<отор>ые, м<ожет> б<ыть>, — выдуманы. …Сейчас думаю: поэт не бесстрастен, а все-страстен, — даже против себя. Отлично могу понять ненависть к России — по*ляков[1145]. Но сама не умею ненавидеть — страну. И даже — человека. Только — особь. Но зато — страстно.


Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 101–104. Печ. по тексту первой публикации.

41-35. В.В. Рудневу

Vanves (Seine)

33, Rue JB Potin

22-го мая 1935 г.


                         Милый Вадим Викторович,

Обращаюсь к Вам с большой заблаговременной просьбой: не могли бы Вы добыть мне в Современных>3<аписках> 300 фр<анков> авансу к 15-му — 20-му июня? Под какую-нибудь очередную прозу. Твердо решила этим летом увезти Мура на море, нашла дешевое помещение в Фавьере и уже часть платы — внесла. Но необходимо достать на 2 билета aller-et-retour[1146] в льготном поезде, т. е. 430 фр<анков>, которые нужно внести сразу. Касса на поезд, отходящий 2[8] июня, открывается 21-го, поэтому и пишу о 15-том. (Сколько цифр!)

Все дело в дороге, ибо стоимость помещения в Фавьере (Средиземное) только на 25 фр<анков> в месяц дороже нашей прошлолетней деревни[1147] с запретным (маркизиным!) лесом и загороженным (бычьим) полем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное