Марина Цветаева. Письма 1933-1936

Мур всё растет, — это его последняя зима на воле, в будущем году необходимо в школу. Здесь в Кламаре есть очень хорошая — *cole Nouvelle[72], но как всё хорошее стоит дорого, т. е. только для богатых, придется переезжать в город (я в ужасе!) чтобы он учился в русской гимназии, дающей одинаковые права с франц<узским> лицеем[73]. Пока что (ему 1-го февраля исполнилось 8 лет, бежит — время?) он пишет и читает по-русски и по-франц<узски> и немножко считает очень неспособен к арифметике: в меня.

Очень своеобразен, мне с ним — легко, ибо опять-таки узнаю себя, хотя устремленность у него другая, чем у меня в детстве. Похож на меня темпом и температурой. Но — другой век и другой пол. И другой рост. Боюсь, что будет ценить внешние блага жизни, ибо отродясь был их лишен. Но — думаю — ум поможет и здесь. Очень умен.

_____

Письмо вышло отчетное, но после долгого перерыва нужно было перекинуть внешний мост (наш внутренний непрерывен).

Следующее письмо будет о другом, — об очередном людском недоразумении и разминовении. И о многом ещё, от жизни не зависящем, ибо во мне — сидящем.

_____

Пишите о себе. Как работа? Жизнь дней? Людские встречи! Летние планы? И, главное, как самочувствие, внутри тела и внутри души? Как чувствует себя Ваша матушка? Как Прага? Началась ли уже весна?

Помню одну изумительную прогулку на еврейское кладбище, в полный цвет сирени.

Обнимаю Вас от души и очень жду весточки

                                        МЦ

Вот стихи для Бема[74] — с сердечным приветом. Простите, что так запоздала с исполнением Вашего желания!

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 103–104 (с купюрами). СС-б. С. 404–405, Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 169–172.

20-33. Г.В. Адамовичу

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

31 го марта 1933 г.

                         Милый Георгий Викторович,

Большая просьба: 20-го у меня доклад — Эпос и лирика сов<ременной> России[75] — т. е. то, что печаталось в Нов<ом> Граде + окончание, как видите — приманка сомнительная. Не можете ли Вы придти мне на выручку, т. е. сказать о сов<ременной> поэзии, что* угодно, но заранее дав мне название, — как бы ни было коротко то, что Вы собираетесь сказать, — чтобы мне можно было дать в газетах. На этот раз мне придется выезжать на содокладчиках, ибо вещь во первых коротка, во-вторых частично уже напечатана, а другой у меня сейчас нету, п<отому> ч<то> всю зиму писала по французски[76].

Но — главное — будете ли Вы в Париже 20-го апреля?[77] — (Четверг пасхальной недели).

Не пугайтесь содоклада, п<отому> ч<то> прошу еще нескольких, — дело не в длительности, а в разнообразии, — если я* устала от себя на эстраде, то каково же публике!

Вечер, увы, термовый и даже с опозданием на 5 дней — но нельзя же читать о Маяковском как раз в первый день Пасхи!

Вы чудесно выступили на <Бл>[78] Жиде[79] (почему я чуть было не написала о Блоке? М<ожет> б<ыть> в связи с Пасхой, — единственно о ком бы, и т. д.), г.е. сказали как раз то, что сказала бы я. Иного мерила, увы, у нас нету!

А каков Мережковский с chien и parfum??[80] Слава Богу, что Вайан[81], по глупости, не понял, КАКОЙ ПОШЛЯК! БЕДНЫЙ ЖИД!

До свидания! Жду ответа. Если да — не забудьте сказать — о чем.

                                        МЦ.

<Приписка на полях:>

Будете отвечать — дайте мне пожалуйста свой адрес: противно писать в пустоту: на газету.

Впервые — НП. С. 388–389. СС-7. С. 461-462. Печ. по СС-7.

20а-33. Г.В. Адамовичу

<31 марта 1933 г.>[82]

                         Милый Георгий Викторович,

Вы чудно выступили вчера, Вы один были справедливы, (пример с Толстым абсолютно убедителен)[83]. Толстой больше, чем все измы. Я думаю, что каждый большой писатель больше, чем все измы, что дурная услуга всякому изму — присоединение такого большого <писателя>, брешь пробитая единоличием во всякую сплоченность коллектива. Не знаю, велик ли для к<оммуни>зма — Жид. Толстой был велик даже для собственного учения.

Восхитил меня Мережковский: глас вопиющего в пустыне. Но каков пример: с chien и parfum!![84] Удивительно, что Вайан его не отметил. Не удивительно, ибо Вайан настолько глуп и груб. Бедный Жид с такими защитниками.

Мысль: Se faire aimer en persuadant <поверх строки: d*montrant, t*moignant> moins aimer qu’on aime. C’est gagner un tr*ne en abdiquant la majest*: c’est gagner un tr*ne en bois, en carton[85].

Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, Л. 71 об.).

21-33. Неизвестной

<Март>[86]

Дорогая L.[87] Я от всей души радовалась (радуюсь) нашей вчерашней встрече. Но тут же чувство растравы: <зачеркнуто: встретимся> увидимся раз и потом опять… забвенье на тысячу дней. Впрочем, приведу Вам весь стих, — не мой, но ощущаемый как свой:

О дружба — любовь двухдневная
И забвение на тысячу дней![88]