Марина Цветаева. Письма 1933-1936

Я никогда не была настоящей женщиной, и никогда не была настоящим ребенком (всего менее «настоящей девушкой», которой — просто — никогда не была) и никогда не буду ни настоящей пожилой, ни старой — и физически не буду, ибо у меня неукротимая (своя!) молодость тела, движений, всех жил и мышц) — и всё это потому что была настоящим человеком, а м<ожет> б<ыть> и нечеловеком, бо-ольшим чудом! (Чудо — чудище — увеличительное.)

— Устали от моих скобок?? —

______

А это письмо может упасть в Вашу большую беду (сестра)[732]. Тогда простите. Вижу Вас мысленно при ней: я росла среди туберкулезных, т.е. смертей — и знаю[733]. И голос их знаю — последний. И страшную остроту взгляда: точно ножом. И подобие улыбки, страшно робкое. И запахи их комнат. И порядок на их стеклянных санаторских столиках: пилюли, шприцы, пузырьки, точно игрушки: бирюльки. Тогда — пахло эфиром. Мать умирала (†5-го июля 1906 г.) — пахло эфиром и жасмином, который лез в окно, как человек — или нечеловек. Эфиром, жасмином и свежим сосновым тёсом — матери, для умирания, пристроили комнату: бо-ольшую, темноватую из-за жасмина, которого не догадались (а м<ожет> б<ыть> и лучше!) подстричь. Ехали из Ялты в Москву, но до Москвы не доехали, слезли на станции «Ока», в 138 верстах от Москвы — это и есть Таруса, т. е. с «Оки» еще 17 верст на лошадях.

А когда мать умерла, и ее проносили в Церковь Воскресенья (с нашей одинокой дачи — в Тарусу) — высоким берегом Оки, весь встречный пароход снял шапки точно отдал салют: пароход — кораблю: царю. Помню, что я тогда была этим жестом — счастлива. 5-го нынешнего русского июля будет

1934

—

1906

____

" " 28 — двадцать восемь лет.

_____

О себе (если это есть «себе»!) Дали 500 фр<анков> авансу, т. е. половину терма за никуда негодную и опасную для жизни квартиру. Целый месяц старались получить обратно: ничего не получили. 500 фр<анков> — почти весь мой гонорар за Белого. Полная нищета. Нужно платить за Мура 100 фр<анков> в школу. Нужно — 15-го — платить 750 фр<анков> за терм новой (другой) кв<артиры>, уже снятой. Надежд — никаких. Посл<едние> Нов<ости> не дали мне ни франку аванса, хотя знают, что я-то — отработаю. Что* делать — неизвестно. «Совр<еменные> Записки» — пу*сты, журнальчик «Встречи» кончается. Появился в «Числах» мой «Лесной Царь» (проза) но — даром. Вот я и ухожу в — двадцать восемь лет назад, в тот жасмин, зарываюсь в него с головой. Пять лет не было лета — и опять не будет. Мне — что* (должно быть не заслужила, — заслужила, чтобы не было!) но Мур — ревностным учением, недвусмысленной красотой и всем своим девятилетием — заслужил: он непременно хочет увидеть живую корову — и это вопиет к небу!

Обнимаю. Пишите

                                       МЦ.

<Приписка на полях:>

До 15-го адрес старый[734].

Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 57–62. Печ. по тексту первой публикации.

43-34. В.В. Рудневу

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot (до 15-го)

потом: 33, Rue Jean-Baptiste Potin[735]

3-го июля 1934 г.

                         Милый Вадим Викторович,

Не написала Вам не по небрежности, а из-за ряда бед, свалившихся: сняли квартиру на 6 эт<аже> без лифта, д<окто>р из-за сердца таковую наотрез запретил, а денег не вернули, судиться же (правы были — мы, есть ряд подробностей, которые опускаю) не могли из-за того, что расписку нам дали без марки, и нас бы наравне с хозяином оштрафовали на «des sommes incalculables»[736] — так мне сказали в комиссариате, куда я ходила советоваться.

Так и ухнули денежки, те. половина терма: 500 фр<анков>, т. е. остались в кармане у домохозяина — дома, в к<отор>ый мы никогда не въедем. (Въезжать на 3 месяца, по закону, нельзя, ибо въезд был бы одновременно с отказом, и хозяин бы не впустил.)

Это («кляузы») заняло у меня целый месяц. Кончилось тем, что сняли развалину, не только без ванны, но без всех удобств (помните Zossen Белого??[737]) но дешевую, и у меня даже дерево в окне.

Но была и крупная удача: Мур кончил свой первый школьный год первым учеником всей школы: первым по всем предметам, кроме арифметики: 16 fois nomm*, 15 fois couronn*[738], с отдельным для него созданным («Il a *t* cr** pour l’*l*ve Georges Efron…»[739]) — prix d’honneur[740] — за небывалое, в стенах школы, рвение. Ему надавали столько красных[741] книг и таких веских, что — еле дотащили, Словом, был полный триумф, такой, какого в моей жизни — не было.

О бедах: сейчас надо мной висит 1) срочный (сдать до 7-го) огромный анонимный и абсолютно-гадательный мопассановский сценарий[742]: — негрский: за другого, с абсолютным вопросительным знаком в виде гонорара — 2) с 10-го — переезд — перевоз — перенос с квартиры на новую (ту, «на лоно природы», «где угодно») 3) разборка и устройство. После 25-го вздохну впервые (если не сдохну).