Читаем Марина Цветаева. Письма 1933-1936 полностью

Каким поездом (с Монпарнаса) советуете ехать? Лучше всего, если бы Вы в своем ответе назначили мне число и время дня, чтобы я наверное Вас застала.

Сердечный привет Вам и мужу[756].

                                       М. Цветаева.

Мы только что перебрались на новую кв<артиру> из Кламара — в Ванв, потому пишу карандашом.


Наш ад<рес>:

Mme M Efron

33, rue Jean-Baptiste Potin

Vanves (Seine)


Нет ли москитов или «аутов», от которых человек чешется два месяца и больше? Я однажды так гостила под Фонтебло.

Хотелось бы комнату и кухню, но не знаю цен. В крайнем случае — комнату с правом готовить.

Очень жду ответа.

                                       МЦ.

Впервые — Минувшее. С. 378–379. Печ. по тексту первой публикации.

47-34. В.В. Рудневу

Vanves (Seine) 33,

Rue Jean Baptiste Potin

24-го июля 1934 г.


                         Милый Вадим Викторович,

Наконец, вновь обрела дар письменной речи, и перо, и чернила. Пишу после ужасающего переезда и в еще очень несовершенном устройстве: совершенном расстройстве. Газа нет, света нет и когда будут — неизвестно, ибо денег — нет.

Но Бог с моими делами (Вы все равно помочь не можете!) и обратимся к нашему делу, а м<ожет> б<ыть> и делам.

Итак:

С Люб<овью> Дим<итриевной> история не страшна[757]. В моем тексте, по словам знатоков: адвокатов — ничего порочащего — нет: всё во славу Блока, а не в посрамление ее. Во-вторых же — это пересказ, что* уже сильно ослабляет всякую могшую бы быть виновность. Явный пересказ слов Белого. В-третьих: ведь это — СЛУХ. Кто-то сказал Алданову. А м<ожет> б<ыть> — не сказал, не то сказал, не так сказал. Как же мне на этот анонимат — отзываться, да еще — публично? Да что, в конце концов, я могла бы сказать? Отказаться от факта, от к<оторо>го не может отказаться сама Любовь Дим<итриевна>, я не могу — смешно — да и низко. А от порочащего умысла, — да у меня же его и нет!

И откуда бы она подала в суд?? Да если бы и подала, разбор дела был бы не раньше чем через два года. (Последнее мне говорило лицо сведущее, юрист.)

Итак, давайте успокоимся. Впрочем, если лицо, передавшее якобы обиду Л<юбови> Д<имитриевны>, назовется, охотно ему отвечу: когда услышу в точности — что* я такого, якобы, сделала и что* она, в точности, сказала.

_____

Второе дело. Нужна ли вещь для С<овременных> 3<аписок>, и когда, и максимальный размер. О Блоке писать не могу. Вся моя встреча с ним по поводу его другого сына и кажется такого же не-его, как «Митька». А мать — весьма жива и очень когтиста, кроме того ежелетно ездит за границу — и эта уж — непременно засудит![758]

Предлагаю вещь из детства, то, о чем я Вам уже писала[759], она уже вчерне написана, но доканчивать я ее буду только, если будет надежда на помещение, иначе придется взяться за какой-нибудь солидный перевод — жить не на что.

Очень прошу Вас, милый Вадим Викторович, поскорей ответьте: нужна ли, размер, и сообщите новые условия, которых я так и не знаю.

Всего доброго, жду весточки

                                       МЦ.


Впервые — Новый журнал. 1978. С. 202-203. СС-7. С. 452. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 62-63.

48-34. А.А. Тесковой

Elancourt, par Trappes (S. et O.)

chez Mme Breton

24-го августа 1934 г.


Дорогая Анна Антоновна! Нс удивляйтесь карандашу, я не больна, но я в деревне, где нельзя купить пера, а мое так дерет бумагу, что вся энергия уходит на выведение букв — начинаю понимать скучные и короткие письма детей, начинающих писать чернилами.

В деревне мы с Муром уже с 31-го июля, недалеко от Парижа (вторая станция за Версалем), но настоящая деревня, — редкому дому меньше 200 лет и возле каждого — прудок с утками.

Жизнь не легкая, почти все продукты таскаем на себе из соседнего городка — Trappes (8 кил<ометров> туда и обратно), воду надо качать, стирать очень неудобно, пропустишь булочника — купить негде, и т. д., — но настоящий простор и покой, как только выйдешь. Нужно только чаще выходить (реже входить!).

Это наше с Муром первое лето на воле за 5 лет. Цена (чтобы Вы немножко представили себе французские цены на жилье) — 2 больших, совершенно пустых комнаты (в одной — готовим) 120 фр<анков> в месяц. Часть мебели привезли, часть дружески дали местные русские — муж и жена — цветоводы. Местность вроде чешских Иловищ — только Иловищи[760] — лучше — должно быть оттого, что — выше. Но мы, по старой памяти, все-таки ухитрились поселиться на холму. С собой взяла Kristin Launnstochter, к<отор>ую перечитываю каждое лето, — вот уже пятый раз. Т. е. пятый раз живу ее жизнь. Второй том — с Вашей надписью, — помните? Значит и Вас взяла с собой в Elancourt — в русск<ом> переводе олень (старинное ЕЛЕНЬ) бежит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное