Марина Цветаева. Письма 1933-1936

Что я хочу? Добиться, чтобы меня печатали — скажем два раза в три месяца. Разве я не заслуживаю? За Мура я плачу* в школу теперь уже 100 фр<анков> в месяц (у них провели центральное отопление) а в этом месяце еще счет за учебники — 89 фр<анков>, т. е. без 11 фр<анков> — сто. Откуда-же мне брать деньги? И почему эмиграция (имущая) об этом не подумает? Ведь я же не хочу, чтобы Мура выгнали из школы, а меня с квартиры за неплатеж?! Ведь я — работаю. Ведь я чего-то — сто*ю. Я и так живу в развалине за 3.300 фр<анков> в год, скромнее — нельзя. Есть пассивность (в данном случае говорю об имущей эмиграции) к<отор>ая уже есть активность: не сделать — сделать. Вера, меня обеими руками выпихивают — в полном безмолвии.

Итак, нужно по другому: теперь нужно похвалить Демидову Китайца сразу, по свежему следу[853] — и удивиться, почему меня никогда не печатают, и тут же упомянуть о катастрофическом имущественном положении, а м<ожет> б<ыть> и вспомянуть моего отца, который столько сделал для русской интеллигенции. (Демидов его лично знал[854], и этим его скотство только усугубляется.)

Очень жду Вашего ответа. Вера, мне не на кого надеяться, некого, кроме Вас, просить о воздействии.

Китаец — среда, 24-го Октября.

Обнимаю Вас,

                                       МЦ.

Немножко выбьюсь — напишу Вам по человечески, не по-«китайски» и не о Демидове.

Впервые — Русская мысль. Париж, 2000, 12-18 окт. Публ. Л.А. Мнухина. Печ. по тексту первой публикации.

65-34. А.А. Полякову

Vanves (Seine)

33, Rue Jean Baptiste Potin

24-го Окт<ября> 1934 г.

                         Милый Александр Абрамович,

Посылаю Вам два редакционных билета на мое чтение 1-го, и очень рада буду, если Вы придете. — Рассказ из детской жизни[855].

Мы очень давно с Вами не видались и без Вас мне в Посл<едних> Нов<остях> — не везет: Демидову я не пришлась.

Я всем говорю: вот если Поляков мне скажет, что моя вещь не подходит — я поверю, и не обижусь, и принесу другую, п<отому> ч<то> я ему верю, и как редактору, и как человеку… А когда…

Да! А раз я это всем говорю, то справедливо сказать и Вам.

До свидания — когда-нибудь!

                                       М. Цветаева

Впервые — ЛО. 1990. С. 105. СС-7. С. 472. Печ. по СС-7.

66-34. В.Н. Буниной

Vanves (Seine)

33, Rue Jean-Baptiste Potin

29-го Окт<ября> 1934 г.

                         Дорогая Вера,

Короткое словцо благодарности: я вся в черновиках, похожих на чистовики, и в чистовиках — всё еще черновиках, и в письменных воплях о напечатании сообщения о моем вечере, и в Муриных — и для меня убийственных — арифметических syst*me m*triqu’овых задачах.

Только стихов мне не удается писать!

Итак, сердечное спасибо за присланное: мне и в голову не приходило, что, отсутствуя, можно купить. Ваши деньги — первая ласточка, на них живем уже который день. (Правда, странно — жить на ласточку?!)

Обнимаю Вас и после вечера сейчас же напишу и, главное, пришлю книгу — и даже две, Вера.

— Вы знаете латынь? Я — нет.

                                       МЦ.

Спасибо за заботу о пальто![856]

Впервые — НП. С. 473-474. СС-7. С. 274–275. Печ. по СС-7.

67-34. В.Н. Буниной

Vanves (Seine)

33, Rue Lazare Carnot[857]

2-го ноября 1934 г.

                         Дорогая Вера,

В первую голову — Вам. Самое мое сильное впечатление от вечера:

— Я так хотела продать билет одному господину, очень богатому, — у него, у нас — такие счета! («у нас» — у Гавронского, говорит его помощница Тамара Владимировна, бывшая Волконская)[858]. Но знаете, что* он мне сказал: — «Цветаева ОЧЕНЬ вредит себе своими серебряными кольцами: пусть сначала продаст…»

Это, Вера, в ответ на предложение купить десяти-франковый билет на целый вечер моего чтения, авторского чтения двух неизданных вещей…

Как мне хочется, Вера, в громкий и молчаливый ответ ему написать вещь «Серебряные кольцы»[859] (Блок) — о том, как моя кормилица, цыганка, вырвала их из ушей и втоптала в паркет — за то, что не золотые[860], и еще про солдата-большевика в Революцию, который мне помог на кровокипящей ненавистью к буржуям станции «Усмань» и которому я подарила кольцо с двуглавым орлом (он, любовно: — А-а-рёл… По крайней мере память будет)[861]… и еще:

О сто моих колец! Мне тянет жилы —
Раскаиваюсь в первый раз —
Что столько их я вкривь и вкось дарила. —
Тебя не дождалась…[862]

Дать весь серебряно-колечный, серебро-кольцовый аккомпанемент или лейтмотив — моей жизни…

И еще возглас председателя моего домового комитета, бывшего княжеского повара, Курочкина: — Не иначе как платиновые. Не станет барыня — а у них на Ордынке дом собственный[863] — «серебряные носить, как простая баба деревенская…»