Марина Цветаева. Письма 1933-1936

И возглас простой бабы деревенской на Смоленском рынке, на мою черную от невытравимой грязи, серебряную руку:

— Ишь, серебряные кольца нацепила, — видно, золотых-то — нет!

Вера, я всю жизнь прожила в серебре и в серебре умру. И какой чудесный, ко всему этому серебру, заключительный аккорд («Пускай продаст»…).

_____

Вечер прошел очень хорошо[864]. Зал был маленький, но полный, и дружески-полный: пришли не на сенсацию (как тогда, после смерти Белого)[865], а на меня — мои вечные «Getreue»[866]. Многих я знаю уже по вечерам, напр<имер> странную женскую пару: русскую мулатку и ее белокурую подругу. И старики какие-то, которые всегда приходят и всегда спят: русские старики, входные, — не по долгу совести клиента Гавронского, пришедшего потому что заплатил. И старушка из Русск<ого> Дома в Свя<той> Женевьеве, — поверх кофты — юбка, а поверх юбки — еще кофта — и так до* бесконечности… И всякие даровые, приходящие явно — пешком… О, как я бы хотела читать ДАРОМ и всем подарить по серебряному кольцу. Но я, Вера, теми «кольцами» — «пускай продаст» меньше уязвлена, чем удовлетворена: формула буржуазного (боюсь еврейски-буржуазного) хамства.

Читала я, Вера, Мать и Музыка — свою мать и свою музыку (и ее музыку!) и — пустячок, к<отор>ый очень понравился, п<отому> ч<то> веселый (серьезно-веселый, не-совсем-ве*село-веселый) — «Сказка матери» малолетним Асе и мне. Надеюсь, что из-за успеха (явного) возьмут в Посл<едние> Новости[867].

Чистый доход, Вера, (Вас — включая) 500 фр<анков>, уже уплатив за залу. 290 уже вчера заплатила за Мурину школу: Октябрь и Ноябрь — и учебники (89 фр<анков> 50! за девятилетнего мальчика, и всё это он учит наизусть: идиотизм!) — и обязательную страховку. Словом, гора с плеч до 1-го декабря. И уже заказала уголь — на 50 фр<анков> и сейчас Аля поехала в H*tel de Ville[868] — по горячему следу уже убегающих денег! — за ведрами и совками и щитками — и черт (именно он, черный!) еще знающий за чем: ВСЕМ ПЕЧНЫМ. Печи, слава Богу, есть.

Холод у нас лютый, все спим — под всем. А серебряные кольцы я все-таки не продам (кстати, за них бы мне дали франков десять — не шутка, конечно: пара — да и то… А танцор Икар[869] обещал мне медное кольцо — с чертом!).

Вера, сколько во мне неизрасходованного негодования и как жалею, что оно со мной уйдет в гроб.

Но и любви тоже: благодарности — восхищения — коленопреклонения — но с занесенной — головой!

А я сейчас пишу чорта[870], мое с ним детство, — и им греюсь, т. е. по-настоящему не — замечаю, что два часа писала при открытом окне, — только пальцы замечают — и кончик носа…

Вера, спасибо за всё! Да, Аля, к<отор>ая сидела в кассе, рассказывала про господина (седого), давшего 50 фр<анков>. Наверное — Ваш.

Кончаю, п<отому> ч<то> сейчас придут угольщики и надо разыскать замок для сарая и, самое трудное, к нему — ключ.

Обнимаю Вас.

                                       МЦ.

<Приписка на полях:>

Вера, Вы меня за моего Чорта — не проклянете? Он — чу-у-удный (вою — как он, п<отому> ч<то> он, у меня — пес).

Впервые — НП. С. 474–478. СС-7. С. 275–276. Печ. по СС-7.

68-34. В.Н. Буниной

Vanves (Seine)

33, Rue JB Potin

3-го ноября 1934 г.

                         Дорогая Вера,

Только что потеряла на улице письмо к Вам — только что написанное[871]: большое, о вечере, — на такой же бумаге, с маркой и обратным адресом. Немец — до-гитлеровский — бы опустил (гитлеровский бы выкинул из-за иностранной фамилии) — но так как здесь французы и русские…

Словом, если не получите — а, если получите, то одновременно с этим — известите; напишу за*ново. Выронила из рук.

Пока же, вкратце: вечер сошел благополучно, заработала — по выплате зала — 500 фр<анков> (Ваши включая) — был седой господин, к<отор>ый дал 50 фр<анков>, наверное — Ваш. Уже заплатила за 2 месяца Муриного учения, страховку и учебники — 300 фр<анков> и заказала уголь. — Вот. —

Но самое интересное — в том письме. (Помните Gustav Freytag[872]. «Die verlorene Handschrit't»?[873])

Непременно известите.

Обнимаю Вас.

                                       МЦ.

<Приписка на полях:>

Письмо потеряно в 11 ч<асов> дня, на полном свету, на широкой, вроде Поварской, улице — и вдобавок конверт — лиловый. Значит, если не дойдет — французы — жулики: такая новая красивая красная марка в десять су! А русский не опустит, п<отому> ч<то> пять лет проносит его в кармане.

Впервые — НП. С. 478–479. СС-7. С. 277. Печ. по СС-7.

69-34. В.В. Рудневу

Vanves (Seine)

33, Rue Jean Baptiste Potin

7-го Октября <ноября> 1934 г.[874]

                         Милый Вадим Викторович,

Очень жаль, что не были — вечер прошел очень хорошо, и было даже уютно — от взаимной дружественности.