Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

Тогда же, в пятидесятые, Орловым заинтересовались американские спецслужбы – ФБР, Служба иммиграции, подкомитет Конгресса по внутренней безопасности. В каждой из них он неоднократно давал показания. Но, верный данному слову, не выдал ни одного советского агента. (А мог. Например, он хорошо знал Кима Филби и был в курсе шпионской деятельности знаменитой «Кембриджской пятёрки».)

Тем не менее на Лубянке всерьёз обеспокоились (некоторые глубоко законспирированные агенты ещё продолжали работать). На след Орлова-Берга вышел нью-йоркский резидент и известный в определённых кругах «охотник за шпионами» Михаил Феоктистов («Георг»). Он вычислил место проживания перебежчика и даже проник в его квартиру. За что, правда, едва не поплатился жизнью. Чета Орловых была ещё та: одно слово – разведчики! Жена экс-резидента, Мария Владиславовна Рожнецкая, выхватив пистолет, лишь по случайности не пристрелила непрошеного гостя. Однако спокойствие и хладнокровие последнего помогли избежать кровопролития.

Постепенно Феоктистов разговорил стариков. Мало того, «Георг» почти убедил супругов, что в СССР к ним относятся исключительно как к невозвращенцам, но не как к шпионам и предателям. А потому, сказал разведчик, они спокойно могут возвращаться в Советский Союз, к ним не будет применено никаких репрессий, Орлову вернут все награды и звания. Но на предложение вернуться те ответили категорическим отказом.

Позже состоялась ещё одна встреча Феоктистова с Орловым, на сей раз в Кливленде, штат Огайо. Однако обещанные московская квартира и генеральская пенсия не смогли поколебать бывшего разведчика. Нет, из Америки они уже никуда не поедут, тем более что здесь, в Кливленде, у них похоронена восемнадцатилетняя дочь Вероника, сделали окончательный выбор супруги. На прощание Орлов подарил Феоктистову свои книги. И не только. Он также передал некий список работников американских спецслужб, которыми, на его взгляд, следует заняться разведчикам:

– Они могут пойти на сотрудничество, – сказал он. – Эх, мне бы в своё время человек двадцать таких молодцов, как ты, и теперь весь мир был бы советским…

В 1973 году Александр Орлов скоропостижно скончался, унеся с собой в могилу много тайн советских спецслужб…

* * *

К 1936 году, когда началась гражданская война в Испании, агент советской разведки Сергей Эфрон уже прочно стоял на ногах. Он активно включается в новую работу, заключавшуюся в отборе и вербовке добровольцев из числа русских эмигрантов в интернациональные бригады. По своему обычаю, с собеседниками он приветлив и вежлив; будучи хорошим физиономистом, при виде изнурённого жизнью эмигранта почти официально заверяет его: Родина вас не забудет, у каждого есть право вернуться в Россию с чистой совестью. Срабатывало отлично. Эмигранты сначала поодиночке, а потом и в очередь пошли записываться в интернационалисты.

Глядя на такое дело, не выдержал и сам агитатор, настрочивший рапорт на длительную заграничную «командировку».

«…Сергей Яковлевич сказал мне, что воевать в окопах может всякий, мне же предстоит делать что-то „интересное“, – вспоминал Кирилл Хенкин. – Что это будет за „интересная“ работа, он не сказал. Моё дело – доехать до Валенсии, явиться в гостиницу „Метрополь“, спросить товарища Орлова. Остальное – не моя забота»[81].

И вновь всплыло имя Александра Орлова – нелегала-перебежчика и главного испанского резидента советской разведки. Так вот, Кирилл Хенкин служил в спецгруппе подрывников, непосредственно подчинявшихся Орлову, а командовал тем отрядом наш старый знакомый Константин Родзевич (команданте Луис Кордес Авера, или «товарищ Кордес»).

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять роль Эфрона во всём этом смертельном квартете, где он играл не самую последнюю скрипку. Судя по сохранившимся документам, Эфрон входил в группу, руководимую неким Кисловым, который, скорее всего, подчинялся непосредственно Орлову.

Причём Сергей Яковлевич вполне осознавал, какой работой ему приходилось заниматься. Ведь в Испанию все эти орловы и родзевичи ехали отнюдь не воевать с фалангистами Франко: их больше интересовали троцкисты, коих в рядах интернационалистов было предостаточно. И вот с ними-то, такими же русскими эмигрантами, и шла непримиримая война. Девиз «хороший троцкист – мёртвый троцкист!» – стал для советской резидентуры руководством к действию. И если взятого в плен франкиста могли запросто отпустить на все четыре стороны, то с троцкистом разговор был особый. Бедолагам порой приходилось проходить через адовы муки допросов и пыток, прежде чем их отпускали – вернее, пускали в расход.