Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка

Молитва.

Господи Боже ты мой!

Сделай так, чтобы я встретилась с Сережей — здесь на земле.

Пошли, Господи, здоровья и долгой жизни Але. Спаси, Господи, Асю, Валю и Андрюшу.

Спаси, Господи, Сонечку Голлидэй и Володечку. Прости, Господи, все мои прегрешения.

Благодарю Тебя, Господи, за все, если Сережа жив. Дай мне, Господи, умереть раньше Сережи и Али.

— Спасибо тебе, Господи, за все. Аминь.

…..

Последний раз я имела вести о С<ереже> (окольным путем, слухом) — 25-го марта 1919 г., в Благовещение, год — без недели — тому назад.

Спасибо, Бог! — Спасибо, март!

…..

— Вчера столько счастий! — Утром — прямое указание от Бога: «Простил, но больше не греши» — потом письмо от Сережи — вечером подкова от Али (где-то украла). Вчера с утра ходила в С<ережи>ной кожаной куртке, точно чуяла. — И сейчас в ней. — И курю его трубку. (Английскую.)

Сердце ее никогда не принадлежало кому-то одному. Кожаная куртка Сережи и его высокие сапоги грели, да не согревали. С Николаем Николаевичем Вышеславцевым Марина познакомилась там же — во Дворце искусств, в апреле.

Художник и книжник, с началом Первой мировой он вернулся на родину из Парижа, где учился живописи, и окончил школу прапорщиков; с 1916-го по 1918-й воевал, был ранен, награжден Георгиевским офицерским крестом; по демобилизации получил место библиотекаря и квартирку во Дворце искусств. Он знал всё о Леонардо да Винчи, собирал всю мировую литературу о нем и писал серию «Воображаемые портреты» — музыкантов, писателей, художников всех времен и народов, а также портретную галерею современников, среди поэтов — Белого, Пастернака, Сологуба, и вот он оказался рядом с МЦ.

На два года старше ее, он был суров, малоразговорчив, блюл дистанцию, ускользал, возникал и таял. Они вели мерцательные разговоры.