Марино Фальеро, дож венецианский (ЛП)

На верность и отвагу тех людей,

Хоть верю Израэлю с Календаро:

Вдруг кто-нибудь сегодня нам изменит,

Как тысячи вчера Сенату? Если ж

Они _начнут_, в руках согрев эфесы,

_Придется_ им себя спасать. Удар

И в каждом встанет Каин первородный,

Чья воля, затаенная в душе,

До времени обузданная, ринет

Их всех, как волчью стаю. Кровь, блеснув,

Толпе внушает жажду новой крови,

Как первый кубок открывает пир.

Когда _начнут_, поверь, труднее будет

Их сдерживать, чем подстрекать. Покуда ж

Любой пустяк, обмолвка, шорох, тень

Способны их поворотить обратно...

Ночь на исходе?

Бертуччо

Близится рассвет.

Дож

Тогда пора уже в набат ударить?

Все на местах?

Бертуччо

Теперь должны быть все.

Но я им запретил звонить, покуда

Я сам с приказом не приду от вас.

Дож

Так... Неужели ж никогда заря

Не сгонит звезд - ишь разблистались в небе!

Спокоен я и тверд; и то усилье,

С которым я мое решенье принял

Оздоровить Республику огнем,

Теперь взбодрило дух мой. Трепетал я,

Рыдал при мысли об ужасном долге;

Но, прочь прогнав бесплодные волненья,

Растущей буре я гляжу в лицо,

Как рулевой с галеры адмиральской.

Но (веришь ли?) мне напряженья больше

Понадобилось, чем когда народы

Свою судьбу читали в близкой битве,

Где я фалангу вел и где на гибель

Шли тысячи!.. Чтоб грязную, гнилую

Кровь выпустить из жил ничтожной горстки

Тиранов чванных - сделать то, чем добыл

Бессмертие Тимолеон, - был нужен

Закал потверже мне, чем посреди

Опасностей и трудностей военных.

Бертуччо

Я счастлив, что былая мудрость ваша

Смирила гнев, терзавший вас, покуда

Вы не решились.

Дож

Так всегда бывало

Со мной. Встает волнение при первом

Мерцанье замысла, когда страстям

Помехи нет в их власти; но настанет

Час действовать - и я спокоен так же,

Как мертвецы вокруг меня. И это

Известно оскорбителям; они

Рассчитывали на мое уменье

Владеть собой, лишь первый сникнет взрыв.

Они забыли, что порой не ярость,

Не импульс, а холодное раздумье

Из мести доблесть создает. Пускай

Законы спят - не дремлет справедливость;

И месть лица порою к _общей_ пользе

Ведет, и в этом - оправданье мне...

По-моему - светает; да? взгляни:

Глаз юный зорче; утренняя свежесть

Уже слышна, и, кажется мне, море

Сереет сквозь решетку.

Бертуччо

Верно: утро

Уже всплывает в небе.

Дож

Так ступай же.

Пусть бьют в набат немедля, и при первом

Ударе с Марка ко дворцу веди

Все наши силы; здесь я с вами встречусь.

И в тот же миг шестнадцать поведут

Сюда свои отряды, каждый порознь:

Но главный вход сам захвати: "Десятку"

Я не могу доверить никому,

А чернь патрицианская насытит

Беспечные клинки подручных наших.

Не позабудь наш лозунг: "Санто Марко!

К оружью, люди! Генуэзцы вторглись!

Марк и свобода!" А теперь - начнем!

Бертуччо

До встречи, дядя, в подлинном державстве

И вольности или - нигде! Прощайте.

Дож

Нет, подойди, обнимемся, Бертуччо!

Спеши: светает быстро; поскорее,

Придя к бойцам, уведомь, как дела,

Пришли гонца, а там - пусть буря грянет

Набатом с башен Марка!

Бертуччо Фальеро уходит.

Дож

(один)

Он ушел.

И каждый шаг кому-то стоит жизни.

Свершилось! Ангел смерти воспарил

Над городом и медлит хлынуть гневом.

Как бы орел, что, высмотрев добычу,

На миг повиснет в воздухе, сдержав

Движенье крыл могучих, и потом

Низвергнется и меткий клюв вонзает...

О день, из вод ползущий! Поспеши!

Я не хочу разить во тьме, мне нужно

Не промахнуться. О лазурь морская!

Тебя нередко, видел я, багрила

Кровь генуэзцев, гуннов, сарацин

И веницейцев, пусть победоносных.

Беспримесным теперь твой будет пурпур,

Не примирит нас варварская кровь

С твоим ужасным багрецом: погибнут

И враг и друг в междоусобной бойне!

Затем ли жил я восемьдесят лет,

Я, прозванный "спасителем отчизны",

Я, перед кем мильоны шапок в воздух

Летели вдруг и клик десятков тысяч

Молил у бога счастья мне и славы

И долгих дней, - чтоб день такой увидеть?!

Но этот день, с отметой черной, будет

Введением в тысячелетье блеска.

Дож Дандоло жил девяносто лет,

Свергая троны, но венец отвергнув;

И я сложу венец и возрожу

В стране свободу. О! Какой ценою!

Но оправдает все благой конец.

Что капля человечьей крови? Впрочем,

Кровь деспотов - не человечья: наша

Питает их, Молохов воплощенных,

Пока мы в гроб не кинем их, привыкших

Других в могилы класть!.. О мир! О люди!

Что сами вы и святость ваших целей,

Коль мы должны резней карать злодейство?

Разить, как будто смерть лишь так приходит

И меч не может подождать годок?

Зачем же я с порога рокового

В безвестный мир спешу герольдов слать?..

Прочь мысли эти...

Пауза.

О! Как будто ропот

Далеких голосов? И мерный шаг

Военной маршировки? Или звуки

В ответ желаньям шлют фантомы нам?

Не может быть; сигнал еще не грянул...

Что медлят с ним? Гонец Бертуччо должен

Быть на пути ко мне, а сам племянник

Уже, быть может, на тяжелых петлях

Со скрипом дверь распахивает в башню,

Где колокол, огромный и угрюмый,

Висит - оракул смерти дожа или

Вторжения, - гремя лишь в эти дни

Ужасной вестью. Пусть же он послужит,

Вещая ужас, но - в последний раз

Устои башни потряся!.. Молчит он?

Я вышел бы, но здесь мой пост; я должен

Быть центром разнородных сил, обычных

В таких союзах, охранять единство

И в столкновенье слабых ободрять.

Коль схватке быть, она всего свирепей

Здесь разгорится, во дворце, и, значит,