Марк Алданов - комментатор русской классики

В романе «Живи как хочешь» (1952) Виктор Яценко обдумывает, где вообще возможно сохранение романтики, романтического, и взвешивает обстоятельства жизни человека на Западе и человека в СССР: «Уж больше всего действия в России, особенно у советских людей, посылаемых за границу, но какая у них романтика! Там смесь Рокамболя с Молчалиным, солдатчина и дисциплина, как в армии Фридриха II, с той разницей, что при Фридрихах это вдалбливалось в кадетских корпусах и закреплялось в день присяги, а здесь вдалбливается в комсомоле, а закрепляется в день получения партийного билета. Нигде в мире ничего романтического не осталось, всего же меньше в политике. Теперь и заговоры ведут через пытки к признаниям... »[38]. В этом же романе, изображая полемику писателя Яценко и продюсера Пемброка, Алданов еще раз прибегнет к грибоедовской ассоциации. Вспоминая разных персонажей, ставших нарицательными именами, Яценко упомянет Скалозуба и отметит, что для изображения типов «почти всегда нужно огрубление»[39]. Его точка зрения связана с возвеличиванием индивидуального, характерного в человеке, а Пемброку импонирует типизация как составляющая часть массового искусства. Скалозуб же в восприятии Яценко - это огрубленный образ. Парадоксально: Скалозуб как художественное решение Грибоедова начинающему драматургу кажется выспренним, старомодным, однако образ Молчалина - тип, созданный Грибоедовым, Яценко легко использует как один из символов покорного молчания советского человека.

Очевидно, что Грибоедов для Алданова являлся одним из ориентиров культурного прошлого. Не случайно, что персонаж-современник оценивает качества Грибоедова как личности. Алдановым же, как писателем XX века, в определенной степени проявлен интерес только к одному произведению классика, а точнее - к системе образов пьесы «Горе от ума» и к не самым главным её идеям.

Ю.И. Айхенвальд отметил, что в пьесе Грибоедова «глубокая трагедия и роковая невзгода, постигшая Чацкого, представляет собою лишь частичный отзвук мировой судьбы идеализма»[40]. Главный алдановский аналитик жизни, испивший горечь своего ума, Александр Браун, тоже увидел бытие во всей его низменности и лжи. Но, в отличие от Чацкого, в своем осуждении жизни он достигает страшной философской глубины, становясь критиком бытия и мира.     

Чацкий XIX века не может всецело уйти в тоску, в «бесплодный сарказм отрицания». Чацкие XX века преисполнены этого сарказма. Только какой-то автоматической волей они еще способны проявлять энтузиазм к жизни, но жизни они уже не строят. С афоризмами Чацкого принято считаться всем интеллигентным людям России. С афоризмами Брауна или Вислиценуса нужно считаться, но это слова приговоренных к смерти - вряд ли они могут быть полезны живым. Алдановским Чацким, кипучим и напряженным душам, не достает веселости, молодого задора и свежести чувств героя Грибоедова. Их мрачность - эмоция автора, увидевшего тупик многих современников. Автора, который пока не знает, что им предложить взамен веры, утопии, иллюзии. Это действительно алдановская проблема, унаследованная от Грибоедова, - горе от ума, точнее, от разума, не совмещающегося с религиозным чувством.

Таким образом, общее направление восприятия грибоедовского слова в творчестве Алданова - это представление о том, как ум современного человека, желающего открыть истину, становится опасным оружием, способным истребить счастье и человечность.

Подводя итоги, можем дать ответы на вопросы нашего небольшого исследования. Судя по всему, Алданов даже не пытался написать отдельную работу о творчестве автора «Горе от ума». И вероятно, дело как раз в том, что в творческом сознании автора «Армагеддона» запечатлелся всего один текст главной комедии Грибоедова. Признаков цитирования других драматических произведений, а также лирики Грибоедова нам не удалось обнаружить. Алданов сторонился поэзии, рассказывая, что не понимал ее. Очевидно, что эта алдановская отстраненность не позволяла постичь всего Грибоедова в лирикодраматическом масштабе. Или не позволила нам узнать об алдановском восприятии Грибоедова.

Часть вторая АЛДАНОВ ЧИТАЕТ А.С. ПУШКИНА

Пушкинское слово в творчестве Алданова

Специальных исследований, посвященных выявлению значения А.С. Пушкина в прозе М.А. Алданова, почти не проводилось. Впервые к этой теме обращается В. Сечкарев[41]. Согласно его наблюдению, по частоте упоминания в произведениях Алданова Пушкину принадлежит третье место - после Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского[42].