Читаем Марк Аврелий. Золотые сумерки полностью

По словам Агаклита, два года между центральной властью и наместником Сирии никаких трений не наблюдалось. Однако в последнее время объем корреспонденции между Римом и Антиохией заметно сократился — точнее, канцелярия наместника задерживала ответы на самые важные послания, а если и отвечала, то по большей части посылала пространные, затуманивающие суть дела бумаги, которые иначе, чем отписками, не назовешь. Странно, но также повел себя и Цёд, и квесторы, лично назначенные императором для контроля над сбором налогов и поступлением денег в императорскую казну.

Что же касается самого Авидия Кассия, то, судя по секретным данным, собранным по опросам прибывавших в Рим купцов и моряков торгового флота, все это время он постоянно занимался тем, что концентрировал в своих руках значительные денежные средства. Авидий или его приближенные из числа его претория, а также его вольноотпущенники не брезговали принуждать владельцев больших состояний вписывать имя наместника в список своих наследников. Канцелярия Авидия обложила торговлю с Востоком и, прежде всего, с Индией и Китаем особым негласным налогом.

Если предположить, что галеры не погибли, и сокровища, предназначенные для подготовки к походу на север, оказались в его руках, можно сделать вывод, что у сирийца теперь достанет средств на самое дерзкое предприятие. В то же время замечено, что поток частной почты, доставляемой из Азии в Италию и обратно, резко возросло. Потянулись в Антиохию сенаторы — например, Цивика за последний год два раза отправлялся в Сирию якобы по хозяйственным надобностям. Противники существующего режима особенно из числа всадников один за другим начали наведываться к Авидию Кассию. Немаловажная деталь — Цёд ни разу не прислал отчета об этих поездках, и он, Агаклит, не может сообщить, о чем же эти влиятельные лица беседовали с сирийцем.

Далее Агаклит передал господину список богатых вольноотпущенников, которые за последнее время отваживались на поездки в Сирию. Здесь же были указаны сенаторы и всадники, чьими клиентами являлись эти посланцы.

Марк просмотрел список и отметил, что в нем помечены лица все известные, недоброжелательно или наоборот, крайне восторженно относящиеся к нему. Удивило, что чаще других в Антиохию ездил Витразин.

Этому безухому почему дома не сидится?

В конце встречи Агаклит после некоторого раздумья с нескрываемым унынием признался, что лишился соглядатаев в Сирии.

— То есть? — не понял Марк.

Агаклит заметно оробел.

— Признаюсь, господин, я сам удивлен. Раб, являвшийся моими глазами и ушами в свите сирийца, неожиданно попал под колесницу. Вольноотпущенник, державший лавку возле дворца наместника, сгорел в своем загородном поместье.

— Надо было послать других людей!

— Я послал, господин, но на торговую галеру напали киликийские пираты, и я не могу избавиться от ощущения, что они поджидали ее в районе Кипра. Я отправил трех человек сухопутным путем через Византий, но двое до сих пор не добрались до места, а тот, кто был послан первым, просто исчез.

— Иными словами, ты утверждаешь, что о твоих людях стало известно в Антиохии еще до того, как они отправились в путь?

— Боюсь, что так, господин.

— Прими меры, — потребовал Марк. — В начале весны, когда я отправлюсь в Паннонию, я должен быть уверен, что спокойствие и в Риме, и провинциях обеспечено.

— Слушаюсь, господин.

* * *

Всю лето, осень и зиму Марк занимался ревизией государственных дел, проверял деятельность чиновников на местах, при этом б'oльшую часть времени посвящал законотворчеству. Свод законов, по которым вот уже полвека жила империя, был кодифицирован императором Адрианом. При его преемнике Антонине Пие эта работа продолжалась полным ходом, Марк как одну из важнейших обязанностей принцепса воспринял завет приемного отца не упускать из вида эту область.

Все эти месяцы с момента встречи в Равенне Фаустина не оставляла настойчивых просьб помиловать Бебия Младшего и Квинта Лета. Наконец Марк выразил согласие простить опального Квинта Эмилия, однако все просьбы проявить милость к Бебию Лонгу он решительно отклонил.

Через неделю, ночью Фаустина вновь вернулась к судьбе несчастного Бебия. Она живописно поведала о страданиях убитой горем матери, что она выплакала все глаза, что от Бебия до сих пор нет ни единой весточки, однако и на этот раз Марк решительно оборвал разговор

— Передай Матидии, пусть она не спешит с подачей прошения.

— Речь идет не только о Матидии, но и о Секунде. Она тоже молит тебя простить Бебия. Ради дочери. Клавдия упрямится и решительно отвергает всех женихов.

— То же самое скажи вдове Максима. Сейчас не время проявлять мягкотелость и недотепство. Разве что после похода на север, во время триумфа. Если он состоится.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги