Марк Аврелий. Золотые сумерки

Клавдия поежилась, обняла себя за плечи — если явится до полуночи, если потребует, придется возлечь с ним. Придется исполнить долг, и совершить назначенную женщине работу. Припомнилась древняя римская сентенция — добродетель женщины в том, чтобы достойно вознаградить героя, вернувшегося из битвы. Много такого понавыдумывали предки, мол, лучшие дети — это дети победы. «Радостно дело свое исполняй, Перибея, раскрой объятья герою», — это из какой-то трагедии. Утвердившись в решении, преодолев стыдливость, она скинула верхнюю одежду, и в одной тунике решительно легла на левую сторону, накинула сверху покрывало. Задумалась, не молода, вот уже двадцатая весна прошла, сколько можно необъезженной ходить. Если что не так, доберется до Рима и сразу разведется. На этом, по крайней мере, настаивал Бебий. Твердил, что он ей не пара, что он нищ.

Да, он ей не пара, но совсем по другой причине, но и эта причина зыбко мерцала в сознании, ведь сказано — плодитесь и размножайтесь. Насчет же нищеты Евбен учил — блаженны нищие духом, ибо их есть царствие божие.

В углу роняли капли водяные часы, скоро урез воды преодолел риску, обозначавшую полночь. За окнами рождались редкие шорохи, скребки, в саду отчаянно звенели цикады. Все эти звуки соединялись в тишину, тревожную, безмолвную, таинственную.

Что там с Сегестием?

Что с Бебием?

Разбудил ее легкий шум на лестнице. Она вскочила, потерла глаза. С удивлением отметила робкий свет, проникавший в комнату через окно. Неужели утро? В спальню осторожно вошел Бебий, снял военный плащ, маску. В ответ на вопросительный взгляд Клавдии отрицательно покачал головой, шепотом объяснил.

— Освободить Сегестия невозможно. На вилле пирует городская верхушка, вокруг полно народа, никто не спит. Все мечутся. Следует подождать.

Выговорив все это, он скинул плащ, начал снимать калиги — особого рода военные сандалии. Потом, не глядя на Клавдию, завалился на постель. Лег на спину, рядом с молодой женой, повернул голову, глянул на нее. Его глаза были близко — близко. Клавдия невольно покраснела, не удержалась, прижала руки к груди, натянула покрывало.

Бебий не удержался и сладостно, со стоном зевнул.

— Прости, но мне надо поспать хотя бы пару часов. Разбудишь, когда взойдет солнце.

Он смежил веки. Клавдия некоторое время с прежним выражением на лице смотрела на него, потом в ее глазах вырисовалось недоумение. Она встала, приоделась за занавесом, вернулась к ложу, прикрыла Бебия покрывалом. Тот что-то пробормотал во сне и перевернулся на другой бок. Девушка вышла из комнаты и направилась в другую комнату. Там тоже прилегла, от обиды прикусила зубами кончик покрывала — так и заснула.

Разбудил ее шум и выкрики во дворе. Она вскочила, с недоумением оглядела комнату. Казалось, только что закрыла глаза, а в комнате уже царил солнечный свет. Она приоткрыла дверь, вышла на внутренний балкончик, добралась по нему до заднего, или женского, двора. В тени колонн стоял роскошный дорожный экипаж, возле ворот — крытый фургон для перевозки груза. Возле них распоряжался Бебий, давая указания рабам, куда и каким образом складывать вещи. В углу за колоннами, пристроившись за грубым дощатым столом, завтракал Осторий, двое охранников и еще несколько, незнакомых ей человек.

Первая мысль, кольнувшая девушку, была — уже распоряжается! Она торопливо сбежала вниз по деревянной лестнице. Бебий в парадных доспехах и в полной боевой форме небрежно кивнул ей, потом взял жену за руку и отвел в сторонку, кивком указал на повозки.

— Выпросил у Авидия. Он едва стал разговаривать со мной, только рукой махнул — потом, потом. Я сразу к прокуратору — наместник, мол, распорядился выделить мне экипаж и грузовую повозку, а также эскорт. Он вдруг руками на меня замахал — какой, говорит, наместник! Ты что, Бебий, языка хочешь лишиться? Называй господина августом. Правда, повозки и двух гвардейцев выделил. Осторий привез их сюда. Солдаты сейчас на переднем дворе, там обжираются. Проследи, чтобы у них вино не кончалось. Не бойся, не напьются, у Авидия с этим строго. В седлах удержатся. Старик со старухой им только что в рот не заглядывают. Как же, — с неожиданной злостью выговорил Бебий, — скоро Антиохия станет столицей империи! Совсем свихнулись!

Заметив, как расширились от ужаса ли, от изумления глаза Клавдии, он позволил себе погладить ее по плечу, успокоить.

— В городе творится что-то невообразимое. Взбунтовались два легиона. Идут на Антиохию. Я сейчас отправляюсь в преторий, возьму с собой Дима. Если представится случай, попытаюсь вызволить Сегестия.

— Но ты в форме! Тебя узнают!

— Вот я и говорю, будь готова. Переоденься в дорожное платье. Тебе сообщат. Корабль готов, он ждет тебя в дальней гавани. Твои люди обо всем извещены.

Он сделал паузу, потом закончил.