Марк Аврелий. Золотые сумерки

В полдень прискакал гонец от командира Двадцать первого легиона и уже более внятно, по карте прояснил общую картину вторжения. Оказалось, «видимо — невидимо» лишь в слабой степени отражает ту степень опасности, какую в действительности представляли многочисленные орды германцев, выбравшиеся на правый берег реки. Шли они нестройными толпами, впереди выходцы с севера. Причем при всей на первый взгляд неорганизованности воинской массы, германцы сразу позаботились выставить заслон на государственной дороге, ведущей в сторону Аквинка, так что, если бы Марк решил вернуть легионы к Карнунту, ему пришлось пробиваться к главному городу провинции сквозь многочисленные отряды врагов. Теперь германцы решительно подбирались к малому лагерю. Легат Сабин сообщал, что сможет продержаться не более дня — двух, так как на одного римлянина приходилось до четырех варваров.

В ответном послании император приказал легату твердо оборонять лагерь, перекрывавший ордам варваров доступ вглубь провинции. На словах потребовал передать — не для того мы так тщательно выбирали место для обороны, насыпали валы, возводили башни, укрепляли подходы к ним, чтобы в решительный момент при виде толпы бородатых дикарей ты отступил от реки. Принцепс потребовал любой ценой связать германские дружины боем, стойко держаться до тех пор, пока главные силы не развернутся и не ударят во фланг и тыл германцев. Пусть Сабин знает, император спешит на подмогу.

На словах просил передать — ждите нас к утру.

Колонна шла весь день, к вечеру высланные вперед конные заставы обнаружили германских всадников, шарящих по окрестностям, сжигающих поместья, селения, угоняющих пленников за реку. Ночь провели на заранее подготовленной возвышенности. Коннице было поручено вылавливать и уничтожать мелкие отряды варваров, захватить пленных, а Катуальде и Агнедестрию было предписано выпустить верных людей, которые бы не побоялись в открытую появиться в стане врага и объявить, что повернувший назад, к Карнунту, император обложен как медведь в берлоге, а высланный им на помощь Двадцать первому легиону отряд поголовно уничтожен. Другим лазутчикам были поручено принести сведения противоположного характера — будто Марк спешно возвращается по главной дороге и уже успел в клочья разметать выставленные против него заслоны. Затем был отдан приказ плотно накормить солдат — завтра с марша в бой. Костров не зажигать, пусть насытятся всухомятку, вина на раздачу не жалеть, выдать самое лучшее, фалернское.

Перед рассветом Марк в сопровождении Фульва обошел лагерь, ободрил легионеров. Сам был в парадной боевой форме — в давленом по фигуре, надетом на тунику панцире, в поножах, но без плаща и шлема. В такую ночь мало кто мог заснуть. Луна светила в полный диск — сияла так, словно радостно ей было наблюдать темный лес, измученных людей, а поодаль пожары и грабежи. Императора приветствовали вставанием. На пригорке, где по расписанию должны были отдыхать преторианцы, было особенно многолюдно. Он подошел поближе, прислушался.

Рассказывал Сегестий.

— Кого, спрашиваешь Луций, мне довелось видеть в лагере Ариогеза? У царя квадов собралось множество племен, пришли даже герии, гельвеконы, манимы, мализии и наганарвалы. Самые чудные из них герии. Мало им того, что силой они превосходят всех своих соплеменников, они еще и лица раскрашивают черной краской. Щиты у них черные, одежды черные, и воевать они предпочитают по ночам. В самую темень выходят на разбой и мрачным своим обликом как бы призрачного и замогильного войска нагоняют на врагов такой ужас, что никто не может вынести это невиданное и словно уводящее в преисподнюю зрелище.

Фульв, трибун преторианской конницы, прервал его.

— Перестань наводить страх на солдат, Сегестий. Ведь тебе, как никому другому известно, что первыми побеждают глаза.

— Так-то оно так, Фульв, но и ты рассуди — пусть ребятам будет известно с какой ордой им придется иметь дело, тогда и малодушные смогут приготовиться к бою. Что же касается гериев, то хоть они и стараются нагнать страхов, но на том берегу, по пути сюда один из таких чернокрашенных попался мне в руки.

— И что? — подался вперед молоденький невзрачный легионер.

На его лице было написано нескрываемый ужас и любопытство.

— А ничего. Теперь его вряд ли с собаками найдут

Все засмеялись.

— Что ж, ты его мечом проткнул? — спросил Фульв.

— Зачем греметь железом. Я ему шею свернул. Этому приему я в гладиаторах научился, — ответил Сегестий.

— Не сладко, наверное, было в гладиаторах? — посочувствовал Сегестию воин, стоявший рядом с костром и опиравшийся на копье. Сам он с виду был из союзников — одет в штаны, на плечах короткий плащ, однако говорил на латыни чисто.

— А здесь что, медом намазано? — вопросом на вопрос ответил Сегестий. — Завтра в бой, и на чьей стороне будет победа, только Ему судить. Другое дело, что на Господа надейся, а сам не плошай. Стой твердо, зри в оба, не забывай глянуть на орла, на вексиларий, слушай команды. Тогда тебе даже дикая охота нипочем.

— Спаси Юпитер, это что за напасть? — воскликнул молоденький легионер.