Марк Аврелий. Золотые сумерки

— Потому что кому‑то очень нужен скандал в нашей семье. Кто‑то спит и видит, как бы вбить клин между соправителями, нарушить негласный уговор, что властвовать будет Марк, Луций повиноваться, как трибун повинуется легату, или наместник провинции императору. Сейчас в трудную для Рима пору, разлад в верхах — катастрофа. Марк воюет, спасает державу, Вер болтает глупости, ведет себя разнузданно…

Фаустина сделал паузу, потом решительно добавила.

— Веди себя достойно. Никаких публичных скандалов, помирись с Вером. А уж привести в чувство этого пьяного гуляку, предоставь мне.

В тот же день Фаустина выехала в действующую армию. Приказала гнать во весь опор. Сидела в коляске с близкой рабыней, с которой выросла вместе, которой могла доверять. Пыталась продумать разговор, ради которого сорвалась с места. Разговор предстоял трудный. Если она желает, чтобы семья Антонинов сохранила власть, ей необходимо убедить Марка, чтобы тот неотложно принял меры и, прежде всего, увез Луция Вера из Рима. Пусть держит братишку подле себя, ни на час не выпускает из поля зрения.

Все это она сразу выложила Марку. Чего добилась? Тот улыбнулся, выгнал всех из дома в Петовии, взял ее на руки и поволок в спальню. Как обычно после соития, поцеловал и поблагодарил.

Утром она страстно принялась теребить мужа, требовать ответ — что делать с Вером и, конечно, с Фабией, потому что у придурка ума не хватит замыслить злое против сводного брата, одарившего его властью, терпящего его выходки, защищавшего его от упреков в неисполнении долга. Она убеждала мужа, что корень зла в дяде Вера Цивике и его родной сестре Фабии. Они спят и видят, как избавиться от Марка.

Фаустина вздохнула. Сказать, что она хорошо относилась к мужу — ничего не сказать. Она уважала этого высокого бородатого мужчину, ей было приятно в его объятиях, пусть даже у них был разный темперамент. Она любила спать с ним — свернуться калачиком и прижаться спиной к его груди. Муж обычно не сразу, но скоро, просовывал руку и брал в горсть ее правую грудь. Это было замечательно. Если что и раздражало Фаустину — это его медлительность, невозмутимое спокойствие. Не к лицу императору быть похожим на сонную муху. Но и это полбеды.

Другая угроза мерещилась все эти годы, пекла изнутри.

…Марк тогда рассмеялся, напомнил Фаустине, как она щекотала его в их первую брачную ночь и посоветовал «не ершиться», не придавать значение пустой болтовне. Пообещал задуматься. Как только разберется с варварами, хлынувшими через границу, вернется в Рим и поговорит с Вером. Не может же он не внять голосу рассудка.

* * *

Фаустина, вспомнив сейчас эти слова, усмехнулась. Удивительно, но разумные слова не вразумили Луция. Пришлось самой принимать меры.

Она оторвалась от работы, встала приблизилась к единственному окну, чья плоскость была забрана привезенным из Египта прозрачным стеклом. Окно выходило на Капитолийский холм, на ту его вершину, где высился храм Юпитера Победителя. В тени колонн, в три ряда выстроенных по фасаду, в святилищах, угадывались исполинские фигуры Юноны, Минервы и посередке самого громоврежца.

Небо в тот осенний день очистилось от туч, и покрытая золотом крыша храма ослепительно сверкала. Ниже просматривались лестницы других храмов, базилик, справа колонна, на которой возвышался ее прадед Траян. Слева — грязный Бычий рынок и чуть подальше и повыше по склону Овощной рынок

Это был ее город, здесь она родилась, здесь хотела окончить свои дни. Не в изгнании в каком‑нибудь захолустье и уж тем более не в руках палача, подосланного к ней по воле какого‑либо изверга, а именно здесь. Хотелось упокоиться в мавзолее Адриана. О «божественности», о собственном храме не мечтала.

Зачем?

Глава 3

В молодости она была хохотушка! Веселая была, влюбчивая. Позволила этому дураку Веру напоить себя, овладеть собой. Что было, то было. Тем загульным вечером Вер сам напомнил о том, что «мы, Фаустинка, считай, родня». Потом до ночи уговаривал — «если бы не игры повелителей, жили бы сейчас душа в душу. Марк был бы счастлив с Фабией, мой сестрой…» Во всем твой отец виноват, это он все переиграл после смерти Адриана. Тебя, Фаустинка, выдал за Марка. Я не против, поделился с ней Вер, у тебя и склонности к нему больше. Так что все мы одна семья. Нам править Римом.

Интересно, задалась вопросом Фаустина, если бы ей и Марку довелось встретиться в качестве частных граждан, вышла бы она за него замуж? Вряд ли! Но если так случилось, из всех возможных кандидатов Марк оказался единственным, кто сумел составить ее счастье. В детстве она вела себя строптиво, дерзила назначенному отцом жениху на уроках грамматики и философии. Всего учителей было семнадцать — четыре грамматика, четыре ритора, один юрист, восемь философов! Марк всех осилил и, по крайней мере, этим заслужил уважение. Но это потом, а в юные годы Фаустина потому и попыталась попробовать с Вером, что жгло любопытство, неужели Марк — это все, что ей определено судьбой?