Марка из Анголы

Когда Оксана ушла, он, не теряя времени, помчался к Севе. Ромка вспомнил, что родители Севы врачи, и подумал, что они смогут помочь.

— А зачем тебе это лекарство? — комкая в руках бумажку, спросил его Иван Павлович, отец Севы.

Ромка рассказал все, как было.

— Интересно,— протянул он, выслушав незатейливый рассказ мальчика и заглянув ему в глаза.— А ты их знаешь?

— Конечно,— ответил Ромка.— Они даже каждое лето нам украинские яблоки присылают... Мама с Галиной Николаевной очень дружат...

— Он хорошо их знает,— поспешно добавил Сева, очевидно для того, чтобы у отца не оставалось никаких сомнений.— Я даже сам яблоки пробовал...

Отец снова перевел глаза на бумажку.

— Лекарство это бывает в аптеках часто, но сейчас действительно его может и не быть,— неторопливо, как бы рассуждая про себя, сказал он.

— А у вас в больнице оно есть? — нетерпеливо перебил Ромка.

— В больнице есть...

На другой день он вместе с Иваном Павловичем поехал к нему на работу, а потом, когда вернулся, никуда не уходил из дому — ждал Оксаниного звонка.

Уже поздно вечером, отдавая ей лекарство, Ромка сказал:

— А ни мама, ни я на Украине никогда не были.

— Как не были?

— Не были,— повторил Ромка.— Просто в нашей квартире раньше жила другая семья и там тоже был мальчик. Но я не знал их адреса...

ЧАСЫ СО ЩЕРБИНКОЙ

Олег пришел на то место, где в прошлом году утонул его отец. Сел под раскидистым вязом, заслонившим своей неподвижной кроной солнце, и долго смотрел на темную воду.

Он отчетливо помнил последний день, который они провели вместе с отцом, их неторопливый разговор у костра, вполнакала тлевшего у самой реки.

«Честность во всем нужна, сынок»,— говорил тогда отец.

Олег вспомнил его приветливые глаза под немного нахмуренным лбом, а затем уже другое лицо — неживое, искаженное судорогой.

Посидев немного, Олег собрал сухие сучья, аккуратно сложил их и зажег.

Пламя забилось, затрещало. Потянуло приятным терпким дымком. Где-то совсем рядом прокуковала кукушка.

«Глупая птица,— подумал Олег.— А еще называется гадалкой. Вспомни, сколько лет жизни ты тогда обещала отцу? И вот ошиблась...»

— Можно прикурить? — услышал он неожиданно чей-то голос.

Олег обернулся.

С тропинки сходили два парня.

Было видно, что они только искупались — волосы и трусы были мокрые. В зубах у одного — сигарета.

— Прикуривайте,— ответил Олег.

— А обогреться можно?

— Грейтесь.

— Ты что здесь делаешь в одиночестве? — спросил другой парень, выжимая обеими руками свои длинные волосы.— Ждешь кого?

— Нет.

Разговора не получалось. Сидели молча. Только длинноволосый время от времени подбрасывал в огонь сучья.

— Немедленно погасите костер,— подошел к ним румяный толстяк в светлых парусиновых брюках, из кармана которых свисала небольшая цепочка...

— А вы, дядя, пожарник? — спросил его один из парней, затягиваясь сигаретой.

— Нет,— серьезно ответил тот,— но костры сейчас жечь нельзя.

— Мы же на речке. У самой воды,— попытался объяснить Олег.

— Все равно нельзя! Лето ныне жаркое. Природа и так горит, а вы еще тут с костром... Гасите! А то я вам сейчас покажу...

— А что покажешь, дядя? — спокойно заметил длинноволосый.

— Я сейчас приведу сюда милицию. Она вам покажет!..— входил в раж толстяк.

И, схватив лежавшую на земле палку, он начал разбивать горящие головешки.

— Тихо, тихо, дядя! — вскочил с травы длинноволосый.— А то...

— А то что? — не дал ему договорить толстяк.

— Ничего, а костер не трогайте...

— Вы что, со мной драться собираетесь?

— Драться не будем, а разок можно тряхнуть...

— И брючки попачкать можем,— негромко добавил его приятель.

— Хулиганы! Ну, погодите! И толстяк энергично зашагал в сторону поселка.

— За милицией пошел,— сказал один из парней и, обращаясь к Олегу, посоветовал: — Погаси ты его... От греха подальше...

В милиции толстяк рассказал все, как было.

— Где это? — спросил его дежурный.

— Да там,— неопределенно махнул он рукой и пояснил: — У лощины, за орешником.

— Кольев,— обратился дежурный к молодому старшине, на форменной рубашке которого отчетливо выступали наглаженные стрелки,— сходи быстренько с товарищем. Давно это было?

— Минут тридцать — тридцать пять,— потянулся толстяк к переднему карману брюк.— Часы!

— Что часы? — не понял дежурный.

— У меня были часы, серебряные часы... Еще до войны на работе подарили...

На речке за орешником уже никого не оказалось. Лишь присыпанные землей головешки испускали мутный сероватый дымок.

— Ну и костер тут был! — улыбнулся старшина, наступая на дымящийся бугорок.

— Разгореться бы мог...

Старшина ничего не ответил.

Они внимательно осмотрели все место вокруг костра, несколько раз прошли по тропинке, заглянули в кусты. Часов нигде не было.

— Обронил я их, а они подобрали,— вздохнул толстяк, присаживаясь на пенек.— Такие ребята не отдадут... А может, они у меня их вытащили? — обратился он к старшине.

— Может, и вытащили,— спокойно ответил тот и, помолчав, добавил: — А может, и не они...

Старшина взглянул в сторону речки. К вечеру она еще больше потемнела, и теперь вдали уже совсем слилась со своими берегами.