Маркитант Его Величества

— И где оно? — спросил кормщик с внезапно проснувшейся надеждой.

— Поскольку камбуз у флейта на носу, — это видно даже невооружённым глазом, дым идёт, кок еду готовит, — значит, крюйт-камера находится на корме.

— Это мы знаем. Я понял, что ты удумал. Не получится. Пороховой погреб у военных кораблей находится ниже ватерлинии. Скоки хошь стреляй, а всё впустую. Вода любое ядро отразит.

— Всё это так, — с некоторым превосходством в голосе сказал гишпанец. — И не так. Заметьте, у флейта нет бизань-мачты. К тому же он явно недогружен. А это значит, что корма корабля приподнялась и...

— И пороховой погреб всплыл над водой! — не дал ему закончить фразу кормщик. — Ай да немец! Вот таперича мы повоюем! Ты, я вижу, в морских делах хорошо кумекаешь. Может, знашь, куды нужно целить? Чтоб наверняка.

— Знаю. Покажу. Только парусину с пушек нужно снять в последний момент, чтобы пираты ничего не заподозрили. И самопалы спрячьте до поры до времени. Может, до них дело и не дойдёт... хотелось бы. Что ж, будем надеяться на провидение...

На удивление Хенрика де Йонга поморская лодья даже не попыталась уйти на всех парусах от флейта, который потерял одну мачту. Наверное, на купце нашёлся сведущий человек, который объяснил, что бегство — пустая затея. Так можно только разозлить пиратов. Даже на тех парусах, что остались, флейт был быстрее тяжелогружёной купеческой посудины.

На лодье русские приспустили флаг, тем самым показывая, что сдаются на милость голландцев. Лихо подкрутив ус, де Йонг сказал Большому Нильсу:

— Ну, что я тебе говорил? Удача любит смелых. На худой конец продадим скупщикам не только товар, если он никчёмный, но и саму лодию. А русских — за борт.

Флейт и лодья сближались. Они шли встречными курсами и постепенно уменьшали ход. Хенрик де Йонг уже хорошо различал на палубе купца, матросов и бородатого кормщика. Он был мрачным, и глядел на голландцев исподлобья волчьим взглядом.

Но вот суда начали сближаться, — абордажная команда уже мычала от нетерпения; что там ждёт их в трюмах купца? — они поравнялись... и тут случилось то, чего капитан пиратов никак не ждал. Неожиданно несколько русских матросов сдёрнули парусину, и ошеломлённый де Йонг увидел, что под ней поморы прятали две пушки.

— Стреляйте, дьявол вас возьми, стреляйте! — закричал капитан пиратов, обращаясь к своим мушкетёрам.

Но его приказ остался невыполненным. У русских, словно по мановению волшебной палочки, появились в руках самопалы, и раздался дружный залп, после чего около десятка голландцев приказали долго жить. Абордажная команда от такой неожиданности отхлынула от борта, на палубе всё смешалось; раздались стоны раненых, предсмертные крики, свистки боцмана и команды Большого Нильса, который ревел как бык. Хенрик де Йонг хотел было дать приказ своим бомбардирам открыть огонь по лодье, но, едва открыв рот, тут же его и захлопнул, стукнув зубами, как железный щелкунчик своей челюстью, которая колет орехи.

Поздно! Всё было чертовски поздно! Суда настолько сблизились, что теперь ядра орудий «Нагельбома» будут пролетать над головами этих хитрых поморов. Ах, как ловко его обвели вокруг пальца! И кто — русские! Мало ему Тома Чиверса, — но англичанин хоть из морского братства, бочку соли съел, разбойничая в морях и океанах, — так ещё туда же эти русские купцы на брюхатой, практически безоружной посудине, которая плетётся по морю, как перекормленная корова. Дело сейчас дойдёт до абордажной схватки, когда каждый человек на счету, а русские совместно с англичанами уже ухлопали полкоманды.

Хенрик де Йонг даже застонал от дикой ярости, готовой выплеснуться через край. Ему уже приходилось сражаться с поморами, и капитан знал, что они далеко не подарок. Судя по всему, у кормщика лодьи великолепные стрелки, а это значило, что исход предстоящего сражения далеко не так однозначен, как совсем недавно ему казалось. И потом, эти две пушки на палубе лодьи... Кстати, почему они молчат?

Это была последняя мысль Хенрика де Йонга, капитана пиратского флейта «Нагельбом», которая, неожиданно для него, прозвучала, как приказ открыть огонь. Нос лодьи, где стояли русские двенадцатифунтовые пушки, поравнялся с кормой флейта, раздался залп, который прозвучал на удивление тихо, но его практически немедленно сменил страшный грохот. В какой-то мере поморам повезло: и ядра попали точно в помещение крюйт-камеры, и один из пороховых ящиков был открыт, потому что помощник канонира готовил заряды, отмеряя совком необходимое количество пороха.

На глазах радостно изумлённых и потрясённых поморов из-под палубы «Нагельбома» вырвался столб огня, а затем корма превратилась в щепки, и флейт начал тонуть. Оказавшиеся в воде пираты что-то кричали, протягивая руки к лодье (подняв все паруса, судно старалось убраться подальше от флейта, потому что кругом плавали горящие обломки), — наверное, просили взять их на борт, спасти, — но кормщик сказал, как отрезал:

— Пущай поныряют, собаки. Много они нашего брата извели, по делам их и участь...