Маркиза Бонапарта

Вскоре показался госпиталь. Он состоял из десятка раскинувшихся на краю березняка палаток с подвернутыми полами, совсем недалеко от штаба Второй армии князя Багратиона. Направляясь в штаб, миновать его было никак нельзя. Вдалеке виднелись такие же длинные фуры, стоящие в лесочке, только уже пустые – с них разгрузили раненых, и лошади, отдыхая, жевали овес, делясь им с подпрыгивающими вокруг воробьями.

Подъехав ближе, Анжелика с ужасом увидела, что вокруг палаток почти нет свободного места. Всюду лежали, сидели, стояли окровавленные люди в разноцветных военных одеяниях. В какой-то момент маркиза даже зажмурила глаза – так поразило ее скорбное зрелище. Не задумываясь о том, сколько смертей и разрушений несет с собой война, она часто думала о ней, как почти о праздничном параде в Париже, где под бой барабанов выступают чистенькие, отутюженные полки старой гвардии Бонапарта. Конечно, Анжелика знала, что на войне убивают и проливают кровь многие, – но она никогда не видела воочию прежде, как выглядят те, кто только что вышел из сражения.

Из палаток слышались то громкие злые вопли, то стенания и плач. В двух шагах от Анжелики стоял, опершись на сук, высокий унтер-офицер с перевязанной головой. Он был ранен в голову и в ногу пулями. Не обращая внимания на ранения, унтер увлеченно рассказывал что-то собравшимся вокруг него легкораненым и носильщикам и даже размахивал рукой, изображая кавалерийскую атаку. Заметив взгляд Анжелики, офицер подмигнул ей.

– Алексей Александрович, друг мой, здравствуйте! – ротмистра по-французски вдруг окликнул какой-то женский голос.

Анжелика повернулась. Им навстречу от одной из палаток шла стройная женщина в простом темном платье, наглухо закрытом по рукавам и воротнику. Через плечо на грудь у нее свешивалась толстая русая коса, перевязанная обычной коричневой лентой. Анжелика не сразу узнала в этой женщине блестящую русскую княгиню Анну Орлову, ту «владелицу половины России», которую также встречала прежде в Петербурге.

О богатстве Анны Орловой-Чесменской в Париже слагали легенды. Казалось, на каждом ее пеньюаре украшений и драгоценностей было больше, чем может позволить себе на выход сама французская императрица. Наряды Анны Алексеевны всегда отличались особой роскошью – они ослепляли. Но теперь Анжелика видела княгиню перед собой совсем иной – усталой, одетой просто. На белом переднике княгини, повязанном по талии поверх платья, маркиза заметила бурые, расплывшиеся пятна. Это была кровь. Анна Орлова самолично перевязывала раненых!

– Здравия желаю, ваша светлость! – Граф Анненков соскочил с седла и поцеловал руку княгини. – Давно ли прибыли?

– Всего несколько часов, – ответила та. – Три ночи ехали без единой остановки, торопились очень. Екатерина Павловна беспокоилась, что не успеем к Цареву Займищу, вдруг опять дадут приказ об отходе… Только прибыли, а солдатиков – вон уж сколько, – она обернулась к госпиталю. – Михайлу Андреевича не видали ли, Алексей? – сразу спросила она о Милорадовиче.

– Вчера видел при штабе, ваша светлость, – ответил Анненков. – Жив, здоров, не ранен, слава богу. Письмо от вас показывал…

– Доставили, значит? – Анна радостно улыбнулась. – Ну, хорошо, коли так, – и тут же взглянула на Анжелику. На ее бледном лице, лишенном румян, отразилось искреннее удивление. – Маркиза де Траиль, если не ошибаюсь? – узнала она. – Вы ли? Откуда?

– Маркизу захватили казаки, – пояснил граф Анненков. – Случайно. Теперь вот едем к князю Петру Ивановичу, чтоб решить, как маркизе вернуться назад…

– А из Парижа-то вы зачем сюда приехали, в Россию? – спросила у Анжелики Орлова, и в голосе ее прозвучала враждебность. – Посмотреть, как мы страдаем?

Словно иллюстрацией к словам княгини из палатки вынесли на носилках человека, покрытого до горла простыней, багровеющей от крови. Человек судорожно рыдал и захлебывался. Анжелику охватил озноб.

– Что вы?! Я вовсе не думала о том! – она хотела вскрикнуть, но едва выдавила из себя сказанное. Конечно, маркиза прекрасно осознала про себя, что ничего иного, кроме осуждения и враждебности, в лагере русской армии она не встретит.

– Анна, где ты? – из крайней палатки послышался голос княгини Лиз. Вскоре вышла и она сама – в таком же строгом платье. Единственным украшением его служил золотой крест с ликом Богородицы в финифти на перекрестье, висящий у Потемкиной на груди. Пышные волосы княгини скрывала крестьянская косынка.