Маркиза Бонапарта

Наклоняясь с седла, маркиза старалась защитить лежащего Анненкова, чтобы его случайно не потревожил кто-нибудь из толпы. Ротмистр лежал неподвижно, глядя в вышину на золотые главы соборов, и только иногда осенял себя крестом. Еще блестящие лихорадочным огнем глаза его были черны. Иногда болезнь снова охватывала его и начинался озноб, но зная, что в создавшейся обстановке никто не поможет ему, он сам справлялся со своей слабостью. Известие об оставлении Москвы, сообщенное ему Анжеликой, граф внешне принял спокойно.

* * *

Княгиня Потемкина ехала с санитарным обозом, но верхом. Она молча взирала на накатывающее волной людское горе из-за черной траурной вуали, которую не сняла, и крестилась на купола соборов, что-то тихо шепча. Рядом с ней так же молча ехал ее сын Саша, рука мальчика сжимала эфес Таврической сабли, но в глазах его стояли слезы, с которыми он еще по-детски не умел справиться.

День над Москвой разгорался ясный, теплый, отменный, но никто не замечал его. Вся армия двигалась в одной колонне, а у Поклонной горы, где еще недавно стояли лагерем русские войска, командующий арьергардом Михаил Милорадович уже без подзорной трубы видел передовые кавалерийские части Мюрата, несущиеся к Москве. Только что ополченец принес Милорадовичу записку от княгини Орловой. «Мы вышли из Москвы, – писала она, – и движемся на Бронницы. С нами много людей: старики, дети, женщины… Все плачут. Друг мой, Мишенька, сердце мое разрывается от горя, но я стараюсь крепиться, вспоминая о папеньке и думая о тебе. Буду ждать. Люблю. Всегда твоя, Анна».

Отстегнув пуговицы мундира, Милорадович спрятал письмо Анны на груди и призвал к себе ординарца, которого посылал узнать, как выходят из Москвы войска.

– Главнокомандующий проехал со штабом, ваше высокопревосходительство, – доложил тот. – Лазареты тоже прошли. Но артиллерия и обозы встали. Народ, народ идет, Михаил Андреевич…

Милорадович снова посмотрел вниз на наступающие французские войска. Стоял полдень. По дороге, ведущей к Дорогомиловской заставе, за клубами пыли отчетливо виднелись пять кавалерийских полков – не меньше.

– Атаковать надо, ваше высокопревосходительство! – опередив многих старше его по званию, подал голос Бурцев. После смерти князя Багратиона он попросился в арьергард к Милорадовичу, и Михаил Андреевич взял его.

– Не торопись, ротмистр, не торопись, – остановил его Милорадович, раздумывая. – Главнокомандующий приказал нам не ввязываться. Пока мы сражаться станем, так французы обойдут нас за милую душу и вперед окажутся в Москве. А у нас у самих еще артиллерия и обозы… – Он сощурился на солнце, а потом объявил: – Потянем время, заговорим французу зубы… Я сам поеду к Мюрату вести переговоры.

– Вы?! – воскликнули в один голос штабисты. – Но они же запросто заберут вас в плен!

– А вот посмотрим, – усмехнулся Милорадович. – Бурцев! – призвал он любимца Багратиона. – Ты по-французски говоришь бойко, слышал я, как ты с маркизой их любезничал…

– Так с детства, ваше высокопревосходительство, – бодро ответил тот, – особенно с дамами…

– Но с дамами пока не обещаю, – пошутил Милорадович, – а вот с маршалом Мюратом мы с тобой побеседуем. Поедешь со мной.

– А о чем говорить будем? – насторожился Бурцев. – С Мюратом-то? Я в смысле словарного запаса интересуюсь…

– Сам не знаю, – пожал плечами Милорадович. – Надо нам остановить их, ввести в заблуждение. А о чем говорить – на месте смекнем. Поехали. Али трусишь? – поддел он гусара и вспомнил Давыдова: «Бурцев, ера, забияка…»

– Да что мне Мюрат, ваше высокопревосходительство! – загорелся Бурцев. – Я хоть с самим Бонапартом поговорю!

– Вот тот-то! Бери дудку у трубача – подашь сигнал. Трубить-то умеешь, Лешка?

– Справимся! – уверенно заявил Бурцев и тут же позаимствовал трубу у драгун.

– А ты, – Милорадович подозвал к себе полковника Браницкого, родственника Потемкиных, – останешься пока за меня. Да пошли к Кутузову адъютанта: пусть знает Михаил Илларионович, что в бой вступать мы не станем, попробуем задержать французов переговорами. Ясно?

– Совершенно, ваше высокопревосходительство, – ответил тот.

– Тогда с богом! – решил Милорадович и махнул Бурцеву: – За мной!

Пустив коня с Поклонной горы, генерал направился навстречу французам. Лешка Бурцев помчался за ним, и вскоре оставшиеся на горе штабисты услышали, как внизу запела звонко драгунская труба…

Спустя несколько часов Кутузов у Коломенской заставы получил известие от адъютанта Милорадовича: командующий русским арьергардом выговорил у Мюрата перемирие до семи часов утра, пригрозив в противном случае драться за каждый дом в городе.