– А какая мадам? Какая мадам? – спрашивала Луиза, дергая Мюрата за шнуры на венгерке. – А?
– Она – жива? – спросил Коленкур, не обращая внимания на мадемуазель.
– Оказывается, да, – пожал плечами Мюрат, тоже позабыв о Луизе. – Я даже не знаю, мой друг, сочувствовать мне вам или радоваться с вами.
– Почему? – насторожился Коленкур.
– Потому что непонятно, отчего она так долго оставалась у них и почему остается теперь. Мишель уверил меня: ее никто не удерживал! Я имею в виду официально… – Мюрат многозначительно приподнял бровь и замолчал.
Но Коленкур и так понял, что Иоахим имел в виду. В сердце его шевельнулась пока еще безотчетная ревность.
Пройдя в соседнюю комнату, он начал читать письмо. «Mon cher ami…» – казалось, голос возлюбленной прозвучал наяву. Он сразу увидел маркизу перед собой, в ее парижском чайном будуаре, обтянутом шелком нежнейшего розово-желтого цвета. Как страстно и нежно она прижимает свою голову со льющимися золотыми волосами к его груди и смеется звонко, нисколько не стесняясь своей радости. Она горит желанием, и он обнимает ее, бессильный удовлетворить сразу этот ненасытный любовный голод, который она открыто показывает ему.
В чьих руках она смеется теперь и кому теперь демонстрирует свою страстность сродни мужской? Тому самому генералу Милорадовичу, передавшему Мюрату от нее письмо? Или кому еще? С кем практикует тонкое искусство любви, сводившее его с ума? Да, Анжелика пишет ему о своих чувствах и о тоске, которую испытывает по нему… Но зачем писать? Почему просто не сесть верхом на лошадь и не приехать сюда, если ей нечего скрывать от него. Она не побоялась приехать из Парижа под осажденный Смоленск, когда война шла в полном разгаре, теперь же, когда давно уже не стреляют, она испугалась Москвы? Даже Луиза не испугалась, а уж куда малодушнее Анжелики…
Конечно, война полна всевозможных неожиданностей. Передвижения войск стремительны, и нет ничего удивительного, что маркиза могла оказаться на чужой стороне. Однако на дворе почти октябрь, а известие об исчезновении маркизы он получил от де Сегюра в начале августа. Она не то что не удосужилась вернуться, она даже не черкнула записочку ему, хотя имела возможность, как выясняется. Почему?
Он снова вернулся мыслями в Петербург 1807 года. Тогда он сошелся с Луизой де Монтеспан, ослепленный ревностью к своему родному брату Огюсту. Перед отъездом Армана из Парижа Анжелика открыто флиртовала с Огюстом, как будто хотела позлить напоследок и поссорить братьев между собой. Теперь, по прошествии лет, когда Огюст уже погиб, и они, два брата, не объяснились между собой, потому что Арман служил в Петербурге, а Огюст воевал в Испании, – теперь все те недоразумения представлялись Арману пустячными. Хотя натворил он из-за них много, и, в частности, сделал предложение мадам де Канизи, которая как раз первой и шепнула ему о мнимой связи брата с «маркизой Бонапарта».
Когда Анжелика появилась под Смоленском и он снова окунулся в то лихорадочное, сладчайшее наслаждение, в котором оба они полностью растворились, тогда он был готов проститься с Адриеной и даже написал ей письмо о расторжении помолвки. Но Анжелика исчезла. Он до сих пор не отослал письмо и теперь только похвалил себя за это.
Он едва не сошел с ума от горя, когда маркиза пропала. Он оплакивал ее, скорбел о ней. А она… Она обедала за одним столом с этим самым генералом Кутузофф, к которому сегодня утром его хотел направить послом император Наполеон. Надо было бы поехать, посмотреть там на них! Ах, если бы Мюрат передал ему послание маркизы пораньше… Куда на самом деле ехала Анжелика летом, к нему, или как раз туда, где она находится сейчас, к кому-то из своих петербургских вздыхателей? Вполне вероятно, что он зря подозревает ее, но все же столь затянувшийся «визит» к русским казался ему необъяснимым.
«Может быть, ей там шепнули о Луизе де Монтеспан?» – мелькнула у него догадка. Прислушавшись, он уловил любовное воркование в соседней комнате. Да, в русском лагере предостаточно людей, которые знали о его связи: он открыто появлялся с Луизой до приезда Анжелики в Петербург. Почему? Да просто не мог себе представить, что она, Анжелика, приедет. Полагал, точнее, сам убеждал себя, что она отправится с Огюстом. А маркиза приехала к нему…
Сделанного уже не воротишь, как и многого сказанного сгоряча. Но почему даже в обиде надо скрываться где-то у врага, где наверняка к ней не расположены дружелюбно, учитывая состояние войны, а не приехать и не поговорить обо всем открыто. Они оба достаточно виноваты друг перед другом, и оба должны друг друга простить, чтоб больше не расставаться никогда!
– Тебе хорошо со мной? – спрашивал он ее в Париже, когда, утомленная страстью, она откидывалась на розовые подушки в будуаре, горячая, обнаженная, прекрасная…
– Мне чудесно, чудесно… – шептала она, снова прижимаясь к нему и обнимая.