Маркиза Бонапарта

Не в силах больше сдерживаться, Анжелика села на кровать и, сжав руками голову, закричала… Она кричала от боли, которая разрывала ее сердце. Кричала от отчаяния, душившего ее. От безысходности. Оттого, что ничего, ничего не могла изменить и никакое чудо не поможет ей.

Заслышав этот крик – крик смертельно раненного зверя, прощающегося с жизнью, – в комнату маркизы вбежала Анна Орлова, занимавшая соседние апартаменты. Увидев состояние Анжелики, она кинулась к ней. Маркиза оттолкнула Орлову и, все еще крича, повалилась на подушки – письмо выпало из ее рук. Анна Орлова подобрала его, пробежала глазами и все поняла…

За окном смеркалось. Перестав кричать, Анжелика лежала на постели, устремив вверх взгляд остановившихся почерневших глаз. Спустя некоторое время у нее опять начался жар – подоспевший доктор Шлосс констатировал, что горячечная лихорадка взялась за нее снова. Маркиза металась в бреду. Ни о каком возвращении к французам уже не могло быть и речи.

Генерал Милорадович уведомил Мюрата, что маркиза де Траиль все еще тяжело больна, так что лучше ей пока остаться у русских.

2 декабря остатки главной французской армии ушли за Неман – в Польшу. Преследовавший их Милорадович, вспомнив о великодушии Мюрата при оставлении русскими Москвы, не стал мешать возведению французами переправы и позволил неаполитанскому королю увести войска без боя. Война закончилась.

Глава 9. «Гром победы раздавайся!»

11 декабря в Вильно встречали русского императора. Узнав об изгнании армии Бонапарта, Александр Павлович выехал из Петербурга со всей своей свитой и примчался во временную армейскую столицу за четыре дня. Прямо в дорожных санях император сразу направился к замку генерал-губернатора, где расположился со свитой Кутузов.

Несмотря на сильный мороз, у замка стояла большая группа генералов и офицеров в полной парадной форме, а также выстроенный почетный караул Семеновского полка. Чуть поодаль, обнимая за плечи сына, ожидала княгиня Лиз – легкий ветерок бросал морозные, колючие хлопья на шубу из черно-бурой лисы, укрывавшую ее, и на бархатный с меховой оторочкой капор, окаймлявший красивое, носящее следы грустной усталости лицо княгини – она предчувствовала неприятный разговор с императором и внутренне готовилась к нему.

Едва экипаж императора показался на площади, как фельдмаршал в парадной форме при всех орденах появился на крыльце. Ноги у Кутузова болели – ему трудно было спускаться по обледенелым ступеням, чтобы отдать императору рапорт. Княгиня Лиз, опередив штабных генералов, поддержала старого военачальника под локоть.

– Вот уж благодарствую, матушка, – взволнованно проговорил он. – Обременил тебя, прости.

– Что ты, Михайла Илларионович, – ответила княгиня с улыбкой. – Не бремя мне тебе помочь, долг радостный. Отец мой, доживи он до твоих лет, тоже бы вот так ходил – он ран-то поимел в избытке.

Государевы сани подскочили споро – Александр и его генерал-адъютант князь Волконский вышли. Обняв Кутузова и поздоровавшись с офицерами, император обошел почетный караул. Потом направился к Лиз. С его приближением княгиня опустилась в глубоком поклоне, а Саша Потемкин отсалютовал государю шпагой.

Обняв обоих, Александр тотчас созвал генералов на совет. Он ни словом не попрекнул княгиню Потемкину, попросив только уделить ему время, когда он закончит дела и осмотрит армию. Глубокий же лучистый взгляд императора, которым он окутал ее, сказал Лиз, что тот соскучился и не стоит тратиться на пустые пререкания.

На следующий день в Вильно давали торжественный обед и бал победителей. Как только опустился вечер, весь город озарила иллюминация. Праздничные огни сверкали повсюду, а на сапфировом небосклоне им вторили такие же яркие звезды. Все ночное покрывало, укрывавшее город, казалось вышитым миллиардами бриллиантовых бликов и подпоясалось серебристой лентой Млечного Пути, хорошо видного отовсюду. Пушистый снежный покров расстилался под ногами в свете выплывающей желтой луны.

Перед генерал-губернаторским дворцом, где остановился русский император, раздавался звон бубенцов от саней и скрип многочисленных полозьев – гости прибывали на прием, и вот уже целый час теснились нескончаемой вереницей их экипажи. Из них таким же нескончаемым потоком выходили и поднимались по застланной коврами лестнице люди, завернутые в шубы, епанчи, покрытые военными плащами с пышными меховыми воротниками. Иногда из-под верхней одежды показывался краешек богатого платья, а из-за отогнутого лацкана плаща – орденская лента.

Анжелика вовсе не собиралась ехать на бал. Пролежав в горячке почти четыре дня, она оправилась благодаря заботам доктора Шлосса и не оставлявшей ее своим вниманием княгини Анны. Едва придя в себя, она заявила им о своем твердом на сей раз намерении отправиться к Мюрату, но с горьким удивлением узнала, что никакой возможности такого рода для нее больше не существует – французская армия ушла из России. Отправиться домой она, конечно, может – но стоит ли теперь торопиться?