Уверяют, что помимо этого он был приговорен к повешению, но следов подобного приговора не обнаружено, хотя Пуассон находился в бегах и его дело было самым что ни на есть серьезным. Укрывшись в Германии, он стал добиваться пересмотра процесса; после многочисленных обращений к кардиналу де Флёри он смог вернуться во Францию восемью годами позже, с охранной грамотой. В 1739 году он добился от Совета частичного списания долга и начала реабилитации. Позднее благодаря своей дочери он получил помимо грамоты о жаловании дворянства приличное содержание и грамоту об общественной признательности как раз за то, что некогда чуть не привело его на виселицу.
В июле 1741 года во время войны за австрийское наследство он был уполномоченным Франции, и доверие, оказанное ему в данном случае, на какое-то время заткнуло рот его гонителям.
В 1715 году Пуассон женился на девице Ле Карлье, дочери интенданта Монетного двора, однако в 1718 году овдовел, и братья Пари умудрились найти ему новую супругу. Поиски оказались недолгими, поскольку Франсуа Пуассон снова женился в тот самый год, как овдовел, на дочери офицера интендантской службы артиллерии, который одновременно был подрядчиком на скотобойне при Доме инвалидов. Ее звали Луиза-Мадлен де Ламотт, ей исполнилось всего девятнадцать лет, тогда как ее супругу уже перевалило за тридцать три.
Как говорит Барбье, это была брюнетка с белой кожей, одна из самых красивых женщин Парижа, а ума у нее было хоть отбавляй. Вот только неясно, почему она согласилась связать свою судьбу с неотесанным мужланом, каким был Франсуа Пуассон.
В этом браке родилось трое детей: Жанна-Антуанетта, которая станет знаменитой маркизой, Франсуаза-Луиза, родившаяся в 1724 году и умершая в младенчестве, и Франсуа Абель, родившийся в 1725 году, будущий маркиз де Мариньи.
Не похоже, чтобы госпожа Пуассон была образцово верной супругой; в частности она стала любовницей Пари де Монмартеля, одного из начальников своего мужа; говорили, что она благоволила к Ле Блану, военному министру, а еще более – к галантному откупщику Шарлю Франсуа Полю Ле Норману де Турнему. Именно ему лукавая молва приписывает отцовство детей Пуассона. Совершенно точно, что Жанна-Антуанетта не унаследовала ни одной грубой черты своего законного отца. Зато весьма походила на свою мать, считавшуюся красивее ее самой.
Когда Пуассона обвинили в растрате, его состояние было опечатано, и жена его могла существовать лишь благодаря щедрости Ле Нормана де Турнема. Правда, Пуассон продолжал заниматься воспитанием своих детей по переписке.
Он посоветовал воспитывать Жанну-Антуанетту в монастыре, и ее отдали в монастырь урсулинок в Пуасси, где сестра ее матери была монахиней. Довольно необычно, что во время пребывания в монастыре девочку отвели к гадалке, однако об этом сохранилось упоминание в расходных книгах маркизы:
«Ваша дорогая любезная дочь, – писала в 1729 году настоятельница монастыря господину Пуассону, – весьма мила и прекрасно понимает, чт'o ей во благо… Учительница чистописания прилагает все старания, чтобы она смогла сама написать вам и лично выразить свою к вам нежность. Все ее желание – это иметь честь видеть и обнять вас».
С ранней юности пансионерка получила очаровательное прозвище, которое сохранится за ней до самого порога Версаля: все звали ее Королевкой – воистину удивительное предчувствие ее судьбы.
Только ее мать, ведшая нелегкую жизнь молодой женщины без средств к существованию, почти не интересовалась юной пансионеркой; госпожа Пуассон редко наезжала в Пуасси и занималась дочерью лишь в плане обеспечения ее гардероба.
Девочка сохранит прекрасные воспоминания о годах, проведенных в Пуасси; позднее она назначит пенсион своей тете-урсулинке и охотно будет участвовать в восстановлении монастыря.
Рано покинув его, она продолжила свое образование в родительском доме; это образование было особенно изысканным: два поэта-трагика, Кребийон и Лану (последний в дальнейшем поступит актером в «Комеди Франсез»), обучали ее декламации и сценической игре.
Она в совершенстве обучилась танцам; выказала себя такой хорошей рисовальщицей, что впоследствии делала гравюрные оттиски на меди, – их сохранилось более семидесяти. Главным ее даром было пение, основы которого она усвоила от знаменитого певца парижской оперы Желиота, что обеспечило ей большой успех в салонах.
Александр Дмитриевич Прозоров , Андрей Анатольевич Посняков , Вадим Андреев , Вадим Леонидович Андреев , Василий Владимирович Веденеев , Дмитрий Владимирович Каркошкин
Фантастика / Приключения / Биографии и Мемуары / Проза / Русская классическая проза / Попаданцы / Историческая литература / Документальное