Маркиза де Помпадур

Душой под стать ростовщику,
Ты за богатство не по чину
Честь продала откупщику,
А дочку – господину.

Выгоду от смерти госпожи Пуассон получила лишь королева, которой король подарил 1 января 1746 года золотую табакерку. В ее крышку были вставлены часы, осыпанные драгоценными камнями, – он заказал ее, чтобы преподнести госпоже Пуассон.

Королева, которой супруг уже долгие годы не делал никаких подарков, растроганно расплакалась, получив табакерку. Она не подозревала о происхождении подарка и не знала, что идея о его преподнесении исходила от мадам де Помпадур.

Этот поступок был продиктован тактикой маркизы в обращении с королевой. Глубоко ощущая ложность своего положения по отношению к монархине, она старалась не вызывать к себе претензий и умножала знаки внимания.

Мария Лещинская некогда глубоко страдала от наглого поведения предшественниц новой фаворитки. Так что она была тронута уважительной деликатностью, лишенной угодничества, и неизменной почтительностью, выказываемой новенькой. Та способствовала проявлению безграничного человеколюбия королевы и позволяла ей без лишних страданий удовлетворять по-прежнему страстное желание нравиться королю.

Поведение маркизы де Помпадур легко объяснить.

Ее скромное происхождение лишало ее поддержки могущественного дома – такого, как род Нель. Помимо этого практического соображения ей были свойственны инстинктивные доброта и чуткость, которые помогали ей придерживаться сразу же избранной линии поведения в отношении королевы.

Маркиза позволяла себе самым смиренным образом посылать ей прекрасные букеты цветов, которые, как она знала, любит Ее Величество.

– Пусть уж лучше эта, чем другая, – однажды философски изрекла Мария Лещинская, однако временами она испытывала приступы ревности к чарам фаворитки и никакая выдержка не помогала ей скрыть их.

Однажды маркиза вошла к королеве, держа в руках большую корзину цветов; она сняла перчатки в знак уважения. Королева не могла не восхититься элегантностью и очарованием посетительницы. Вслух и явно преследуя определенную цель, она стала разбирать каждую часть тела маркизы, словно речь шла о статуе, а не о человеке. Фаворитка терпеливо сносила этот разбор, ожидая, когда же ее освободят от мешавшей ей огромной корзины. Однако королева продолжала осмотр и вдруг сказала:

– Сударыня, раз уж вы здесь, дозвольте нам услышать великолепный голос, чарующий нас на спектаклях в малых апартаментах.

Мадам де Помпадур хотела извиниться и заметила, что ей неудобно петь, но королева так живо настаивала, что и речи быть не могло о том, чтобы отказаться. Тогда Жанна-Антуанетта в полный голос начала арию из «Армиды»: «Он остается в моей власти».

Придворные дамы, присутствовавшие при этой сцене, не могли удержаться от улыбки; черты лица королевы исказились. Последнее слово осталось за маркизой де Помпадур. Правда, это исключительное происшествие, противоречащее обычной сдержанности.

При малейшем недомогании королевы фаворитка Людовика справлялась о ее здоровье; она непременно приносила свои извинения каждый раз, когда не могла присутствовать на благотворительном собрании, и передавала герцогине де Люинь луидор на пожертвования, которыми заканчивались эти собрания.

Она не ограничивалась красивыми словами; по ее подсказке король оказывал супруге знаки внимания, от которых та уже давно отвыкла. Хотя преподнесение табакерки, купленной для госпожи Пуассон, нельзя назвать тактичным поступком, перед повседневными знаками внимания можно лишь снять шляпу. Помпадур добилась того, чтобы король назначил отъезд в Фонтенбло на день, названный королевой; она выехала первой, чтобы заказать для государыни обед во время остановки в Шуази.

Во время отсутствия королевы в Версале ее покои украшали стараниями маркизы; больше всего Марию Лещинскую поразили просьбы фаворитки к королю проявить к своей жене щедрость, которая была весьма умеренной. Жанна-Антуанетта добилась, чтобы Людовик XV уплатил долги королевы, достигшие 40 000 экю[11], и передала через герцогиню де Люинь, что ей не стоило большого труда уговорить короля.

Эти поступки делают честь доброму сердцу маркизы, ее ловкости и гибкости, а ее поведение достойно похвалы.

Тем не менее один член королевской семьи ее не принял: «Судя по всему, – писал современник, – она весьма довольна не только королевой, но и принцессами и достаточно удовлетворена тем, как с ней обращается супруга дофина, но молчание, замешательство и серьезность дофина при ее виде ее тяготят. Однако она на это вовсе не жалуется, и узнать об этом можно лишь от ее друзей».