Марко Поло

Некоторые критики и комментаторы отметили, что подобное сотрудничество не было примером из ряда вон выходящим и что на самом деле несколько книг о путешествиях той эпохи, самых значительных и известных, были продиктованы участниками путешествий редакторам. Именно так, помимо «Описания мира», была написана «История монголов» Хетума (армянского князя), рассказы Одорика де Порденоне, Ибн Баттуты, венецианца Никколо де Конти. Только отчеты о миссиях и посольствах в форме протоколов или, скорее, писем, адресованных папе или королю, остаются произведением одного человека, уполномоченного их написать. Что касается рассказов, не входящих в прямые обязанности автора, который ищет лишь литературного признания, то помощь профессионала кажется очевидной. Естественно, доля участия соавторов неодинакова в различных произведениях.

Госпожа Бертолуччи Пиццоруссо, которая посвятила солидный научный труд данному аспекту разработки «Описания мира», отмечает это неравенство и определяет авторство по манере изложения, по выразительности, экспрессивности слога. Она приходит к выводу, что, например, Одорик до Порденоне никогда не предоставляет слово своему «писателю», Гильельмо ди Сорана, в то время как Ибн Баттута, знаменитый арабский путешественник, который посетил Индию и Китай, не возражает, чтобы его редактор, Ибн Гюзави, использовал в самой ткани повествования личностные моменты: «…И говорит Ибн Гюзави… что». Гораздо позже Никколо де Конти (путешествие которого в Индию, Китай и на острова Индостана с возвращением через Аден и, может быть, Эфиопию произошло между 1401 и 1439 годом) вручил всю собранную информацию картографам, которые работали в его присутствии, и знаменитому гуманисту Поджо Брачолини (французу Поже), который включает этот материал в свое собственное произведение «Historia de varietude fortunae» («История изменчивой фортуны»). Как видим, тут нет никаких особых правил или традиций: все зависит от действующих лиц, от их литературных способностей, от жанра произведения и от публики, которую авторы хотят заинтересовать.

Что касается Марко и Рустичелло, тут не совсем все ясно. Прежде всего смущает язык. В нем много восточных терминов, а также ошибок в согласовании и спряжениях. К тому же много заимствований из итальянского. Одни и те же слова, особенно имена собственные, пишутся различно в разных местах книги. Видимо, сохранен стиль устного рассказа. Все указывает на зависимость от первоисточника. Иногда, чтобы сделать рассказ более понятным, особенно в наиболее трудных местах, редактор его преобразовывает, «заливает в другую форму». Записывая повествование на французском, Рустичелло натыкается на чисто венецианские слова, которые ему диктует его компаньон. Он не может ни уловить их смысл в настоящем контексте, ни перевести их достойным образом и довольствуется тем, что переделывает слова на французский лад, чаще всего просто меняя окончание, созвучие. Приведем пример: слово «saggio», которое для Марко означает, очевидно, слиток ценного металла, становится под пером пизанца, который, кажется, не очень хорошо знаком с техническим языком деловых людей, просто «saie», что абсолютно ничего не означает. Это приводит, впрочем, первого издателя одной из французских рукописей к тому, что он пишет «sac» (мешок) из-за неточного прочтения и говорит о мешках с золотом и серебром там, где речь идет только о граммах!

Это говорит о том, что участие пизанца в разработке произведения кажется значительным, даже главенствующим: убедительный признак «отказа общаться», не прибегая к посредничеству (помощи) ученых. Вот почему в тексте произведения говорится только один раз «моя книга» и 32 раза — «наша книга». Личность путешественника стирается. Если он описывает в «Прологе» обстоятельства, которые заставили Марко Поло проделать весь этот далекий путь и узнать так хорошо нравы монголов и самого Кубилая, то это делается для того, чтобы свидетельство было достоверным. Но об эпизодах, которые касаются лично Марко, которые он пережил непосредственно, почти не упоминается. Мы ничего так и не знаем о предполагаемых торговых сделках и даже о той злосчастной истории в Трабзоне, по пути домой, когда Поло подверглись нападению, попали в плен и потеряли почти все свои грузы и товары. А ведь этот роковой эпизод, пожалуй, повлиял на всю их дальнейшую судьбу и перечеркнул все итоги путешествия.

Рустичелло постоянно колеблется относительно манеры повествования — это и бессвязные, меняющиеся разговорные формы, о которых пишет госпожа Бертолуччи, и двусмысленности, прерывистость, внезапные обрывы речи, и несогласования во времени, и местоимения «я» и «он», постоянно сменяющие друг друга (непонятно, где говорит сам Марко, а где редактор говорит о Марко). Но даже эти неточности, по правде говоря, вполне объяснимые, свидетельствует об участии редактора (Рустичелло) в обработке чужой речи.