Марко Висконти

Отторино удивленно взглянул на своего оруженосца: настолько странным и неуместным показался ему этот вопрос в такую минуту. Но отец, которому никак не удавалось заставить Лупо заинтересоваться его возлюбленным ремеслом, который никогда не слыхал, чтобы сын хоть раз по доброй воле упомянул сокола или манок — настолько ему опротивела соколиная охота из-за постоянных попыток его к ней приучить, — очень глубоко ощутил всю любовь, всю деликатную нежность, скрытую в этом вопросе.

— Они здоровы, все здоровы, — ответил он, сжимая руку сына и чувствуя, что на глаза у него навертываются слезы.

Когда они въехали в Милан, молодой рыцарь сказал Лупо:

— Через два часа будь на поле в полной готовности. Ты найдешь меня там.

И он помахал рукой обоим спутникам, которые в ответ почтительно склонились почти к лукам своих седел.

Читатель легко представит себе, как встретили Лупо дома. Достаточно сказать, что мать впервые в жизни выбранила своего любимца Бернардо, начавшего попрекать Лупо за его приверженность врагам церкви и доказывать, будто в этом и заключалась причина случившейся с ним беды.

— Да замолчи же ты наконец! — раздраженно прикрикнула она на младшего сына. — У тебя еще будет время поговорить с ним об этом.

Лупо тут же спросил о хозяевах. Биче лежала в жару, Эрмелинда ухаживала за больной дочерью. А граф?

— Он заперся у себя и никого не хочет видеть, — ответил ему паж.

— Неужели я не смогу поблагодарить его? — сказал сын сокольничего.

Поднявшись по лестнице, он пересек пять или шесть залов, пока не оказался перед дверью покоев хозяина, а за ним пошли и все его родственники, не хотевшие оставлять его в радости так же, как не забывали его в горе. Лупо тихонько постучал в дверь. Граф по шуму во дворе, по топоту на лестнице и, наконец, по звукам голосов в зале понял, что приехал Лупо.

— Уходите, — сказал он через дверь. — Уходите, я не желаю никого видеть.

— Граф, хозяин, господин, это я, ваш Лупо, позвольте мне поцеловать вашу руку.

— Ступай, ступай, да будет с тобой господь, — ответил граф по-прежнему из-за двери.

— Ведь это вы добились для меня помилования у Марко, впустите же меня, впустите…

— Откройте, сжальтесь над нами, — умолял Амброджо.

— Откройте, — вторила ему Марианна, — мы хотим обнять ваши колени, доставьте нам эту радость.

— Откройте, откройте! — принялись кричать все в один голос. — Да здравствует граф дель Бальцо! Да здравствует наш господин!

Уступив наконец всеобщим настояниям, граф слегка приоткрыл дверь, и в образовавшейся щели показалась физиономия, на которой отразились испуг и удовольствие одновременно. Одни бросились ему в ноги, другие принялись целовать руки, кто благодарил, кто плакал от восторга. Насладившись вдоволь своим триумфом, граф выдернул у Лупо руку и проговорил:

— Хватит, хватит, я рад тебя видеть живым и здоровым, а теперь иди отсюда на все четыре стороны. И запомни: чтобы ноги твоей не было в моем доме. — Повернувшись затем к сокольничему, он добавил: — А ты знай, что если сын твой не изменит привычек, то напрасно мы его спасали!

С этими словами он втянул голову обратно и захлопнул дверь, оставив всех в полном смущении и недоумении.

Не зная, что и думать, Лупо надел доспехи, попрощался с родными и пошел садиться на коня, чтобы, как и было условленно, приехать на поле состязания, как вдруг на пороге одной из комнат встретил свою сестру Лауретту, которая, приложив палец к губам, сказала ему вполголоса:

— Кланяйся Отторино от моей хозяйки Биче Скажи ему, чтобы он был мужественным, и передай, что она надеется, что и вдали от нее он ее не забудет.

— И вдали от нее?.. Это что еще за новости? Отторино, насколько мне известно, никуда не собирается.

— Да, но граф не велел ему приходить больше в наш дом.

— Как? Почему?

В этот миг за дверью послышался шорох шагов. Лауретта, вновь приложив палец к губам, бросилась на цыпочках в соседнюю комнату, а ее брат спустился во двор.

Глава XVI

Выехав через ворота Альджизо (сейчас на их месте находится мост Беатриче), Лупо пришпорил коня и направился К церкви святого Симпличано, возле которой была устроена ограда для турнира.

Со всех сторон валил народ, чтобы посмотреть на зрелище, столь любимое в те времена. Дорога была забита мужчинами, женщинами и детьми в праздничной одежде.