Марко Висконти

— А солдаты! — воскликнул Лупо. — А сеньоры! Да и вообще все. Но как знать, может, он тоже не зря уехал. Я думаю, что тут дело не такое простое, как кажется.

Их разговор был вновь прерван появлением старика в плаще, который возвращался назад со шлемом в руках.

— Эй, добрый человек! — окликнул его оружейник. — Нашел ты его все-таки?

— Да, — ответил тот, приближаясь и показывая шлем, который надел на кулак. — Я купил его там, где вы посоветовали.

Бираго открыл шлем, тщательно осмотрел его изнутри и снаружи, а затем сказал:

— Английская работа. Сколько с тебя взял Каймо?

— Угадайте.

— Восемь серебряных амвросиев.

— Больше.

— Имперскую лиру?

— Еще больше.

— Ну, так скажи сам, что-то я не догадываюсь.

— Я заплатил два золотых флорина.

— Два золотых флорина?

— Да, два золотых флорина, по тридцать имперских сольди.

«Вот грабитель!» — хотел было сказать оружейник, но прикусил язык и, возвращая шлем незнакомцу, пробормотал только:

— Надо сказать, немало должно быть флоринов у того, кто отдает два флорина за это старое железо.

— Кто же будет носить этот шлем? — прямо спросил Лупо у незнакомца, но тот приложил палец к губам и направился к тому переулку, из которого пришел.

Оба собеседника провожали незнакомца взглядом до тех пор, пока он не исчез в толпе. Тогда оружейник сказал:

— Понес кому-то, кто хочет, чтобы его не узнали на турнире.

— Если бы меня не ждали, — добавил Лупо, — я бы пошел за ним следом и поглядел бы, где сядет эта птичка.

В это время к лавке подошел какой-то покупатель и спросил у Бираго кинжал. Оружейник, приподняв перекладину у входа пригласил его в лавку, и лимонтец, поняв, что торговец будет занят, отправился дальше.

Сделав в толпе большой круг, он наконец выбрался к той части поля, где были построены ложи и многоступенчатые деревянные трибуны, полого спускавшиеся в сторону города и круто обрывавшиеся с края, граничившего с лесом.

Лупо прошел на поле и увидел трибуны под балдахином, украшенные гирляндами, коврами, шелком, золотой и серебряной парчой. В передних рядах сидели рыцари, дамы и благородные девицы; за ними стояли оруженосцы и пажи. Повсюду колыхались перья, виднелись шляпы и пышные головные уборы, поблескивало оружие, сверкали драгоценности, Большая ложа с колоннами, обтянутыми белым бархатом с золотым шитьем, выглядела странно пустой среди этой пестроты. Она предназначалась для наместника императора и его свиты. Над ней сверкали изображения змеи, а выше — черного орла: гербы Висконти и императора.

На обширной площадке, устроенной посреди поля, торчало укрепленное на колу чучело, изображавшее вооруженного рыцаря со щитом в левой руке и тяжелым толстым копьем — в правой; и каждый, у кого была лошадь, мог при желании испытать на этом чучеле свою силу и ловкость. Это называлось «сражаться с чучелом» или «с сарацином», так как позднее чучело стали наряжать в одежду мавра. В те времена и в последующие века это было одно из любимых народных развлечений и вместе с тем неплохая школа владения оружием. Упражняясь, юноши приучались метко поражать врага в голову и грудь, то есть наносить удары, считавшиеся единственно достойными и дозволенными.

Копья участникам этого состязания вручались судьями и были одинаковой длины и толщины. Тот, кто сломал больше копий и нанес больше хороших ударов, объявлялся победителем.

Но самое любопытное заключалось в том, что при неверном ударе у чучела срабатывала пружина, заставлявшая его с помощью особого механизма и скрытых гирь вращаться вокруг оси и наносить ответный удар неловкому бойцу.

На другой стороне поля, напротив площадки с чучелом, возвышалось иное сооружение, которое мы сейчас вам опишем. Из земли торчало толстое бревно высотой примерно с человека среднего роста. На нем была горизонтально укреплена на железной оси жердь, которая начинала вращаться, стоило до нее дотронуться. Всадники должны были скакать во весь опор и нанести удар копьем по одному из концов жерди. Искусство заключалось в том, чтобы избежать удара, наносимого противоположным концом вращающейся жерди. Участники этой игры рисковали жизнью, а епископы не раз запрещали ее так же, как и турниры и другие опасные развлечения, но запреты епископов и пап, и даже вселенских соборов [], оставались гласом вопиющего в пустыне.

Вышеописанное устройство называлось бараном, потому что на концах жерди вырезались бараньи головы, и про участников игры говорили также, что они «сражаются с бараном» в отличие от тех, кто «сражался с чучелом».