Первое ее произведение — сказка «Мелася» (французский вариант «Медведя») — попало на страницы «Журнала воспитания и развлечения» только в марте 1866 года; вторая сказка, уже упоминавшаяся «Злючка-Колючка и Добрая Роза», была напечатана спустя несколько месяцев, а все остальные вещи — в последующие годы, когда она жила в Петербурге. Активное сотрудничество Марко Вовчка в журнале Этцеля приходится на конец шестидесятых и вторую половину семидесятых годов. Тогда же Этцель выпускал некоторые ее рассказы отдельными книжками в серии «Альбомы Сталя», превратил рассказ «Сон» в повесть «Скользкий путь», изданную в соавторстве, и пересказал «Марусю».
А между тем Пассек заметил в одном из писем к брату, что в Париже Марии Александровне платят аккуратно, но немного, и живут они на эти скромные заработки. Отсюда легко заключить, что она выполняла какие-то литературные заказы еще до того, как начала печататься у Этцеля. Возможно, это были переводы с русского. Но в каких изданиях, кроме «Журнала воспитания и развлечения», публиковались на французском языке ее оригинальные или переводные произведения — установить пока что не удалось.
Переписка с Этцелем, возникшая летом 1864 года, прекратилась в 1885 году, незадолго до его кончины. В архиве Марко Вовчка сохранилось 105 писем издателя, освещающих всю историю их деловых и дружеских отношений. Можно проследить по этим письмам, как он заботился о ее материальных интересах, давал практические советы, ободрял и утешал в трудные часы жизни. Обращался он к ней не иначе как «Дорогой друг», «Дорогая Мари», «Мое дорогое большое дитя». На первых порах он договорился с петербургским издателем М. О. Вольфом, что тот издаст в ее переводе «Приключения капитана Гаттераса» Жюля Верна и «Маленького парижанина» Бреа. Но переводы этих книг, выполненные или начатые в Париже, напечатаны были значительно позже: с Вольфом контакт не установился.
При посредничестве Марко Вовчка Этцель заключает соглашение с издателем Звонаревым и делает ее своей представительницей в Петербурге. Он регулярно высылает ей оттиски еще не изданных отдельными книгами романов Жюля Верна и Звонареву — клише иллюстраций. Благодаря такой оперативности новые книги появлялись почти одновременно в Париже и — в переводах Марко Вовчка — в Петербурге. Выходивший под ее редакцией журнал «Переводы лучших иностранных писателей» заполнялся в значительной мере произведениями французских авторов, полученными от Этцеля. Интенсивное сотрудничество с ним в Петербурге и Париже продолжалось свыше десяти лет. За это время Марко Вовчок подарила русским читателям целую библиотеку переводных книг.
Наибольшую известность принесли ей как переводчице романы Жюля Верна, заявившего издателю перед ее отъездом из Парижа, что он целиком и полностью доверяет «этой умной, интеллигентной, образованной женщине, тонко чувствующей и превосходно знающей французский язык».
Тем самым Жюль Верн авторизовал ее будущие переводы.
Этцель часто повторял, что по своему таланту она вполне могла бы занять заметное место во французской литературе, если бы осталась во Франции, но талант ее вырос в России и должен принадлежать родине. Потому, когда ей представилась возможность вырваться из Парижа, Этцель, как ему было ни грустно, мог только одобрить такое решение: «Я вижу Вас уже за тысячу лье отсюда, живущую в нормальных условиях и занятую воспитанием сына. Я вижу, как возрастает Ваша репутация благодаря произведениям, достойным Вашего пера… Я уверен, что Ваша душа, освобожденная от тревог и волнений, поможет Вам осознать, что тот, кто говорит Вам эти слова, думает о Вас гораздо больше, чем те, кто вынуждали Вас терять лучшие дни Вашей жизни».
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Пассек продолжал трудиться над проектом преобразования тюрем. Архаическая система уголовных наказаний, как и во всех других областях законодательства, привязывала Россию к феодальному прошлому. В статьях, опубликованных в «Библиотеке для чтения» и «Современнике», он требовал прежде всего облегчения участи малолетних правонарушителей, предлагая организовать для них специальные исправительные заведения на гуманных началах.
Мария Александровна, увлеченная этой идеей, носилась с мыслью учредить где-нибудь в России образцовую детскую колонию и поработать в качестве воспитательницы. Своими планами она делилась с Ешевским:
«Жду, что будет дальше, и очень желаю, чтобы пошло все это впрок, — так желаю, что даже больно иногда становится от желания, как от недуга какого. Кроме всего доброго, что вам известно, из этого может выйти, есть еще тут, что, кажется, вам неизвестно и чего вы не подозреваете. — я тоже хочу устроить кое-что».
«После преобразования тюрем уповали на устройство колоний для детей, для мальчиков и раз если бы это принялось, тогда то же можно бы устроить было и для девочек — вот вам разгадка того, о чем вы спрашивали. Я все время, давно уже раздумываю и соображаю, как лучше это устроить, если будет возможность».