Марко Вовчок

В конце сентября Пассек умер в Ницце у нее на руках. Оглушенная горем, она заказала оцинкованный гроб и по желанию Татьяны Петровны повезла покойника в Москву. Заложив в ломбарде все, без чего можно было обойтись, 6 октября 1866 года Марко Вовчок выехала из Парижа, а спустя несколько дней, когда до Баден-Бадена дошли печальные вести, Тургенев написал Этцелю: «Мне очень жаль г-жу Маркович, но такой исход был почти неизбежен. Бедный г. Пассек был похож на живой скелет. Какое грустное для нее путешествие!..И вот теперь она, сильная и здоровая, приехала вместе с этими жалкими останками. Не могу понять, зачем нужно перевозить тело, чтобы похоронить его не там, где его настигла смерть. Во всяком случае, г-жа М. делает это не из религиозных побуждений. Ну да что об этом говорить!»

После похорон на кладбище Симонова монастыря Мария Александровна срочно выехала в Петербург и, дождавшись князя Орлова, вверила его заботам рукопись Александра Вадимовича. Протекция влиятельного дипломата (в то время он был русским послом в Бельгии) возымела действие: в 1867 году «Проект о преобразовании тюрем» вышел отдельной книгой, вызвал в печати сочувственные отклики и был забыт, как многие другие проекты.

Хотела она также выпустить и сборник статей Пассека, заручившись согласием его матери: «Я бы привела в тот порядок, как он желал, — я привыкла к этому, потому что столько лет была его секретарем и корректором, и он говорил, что без меня работать бы не мог — значит, был мною доволен…Все его статьи всегда я приготовляла к печати, и как дорого мне каждое слово его, как я сохраню его, вы сами, верно, знаете». И дальше следуют строки, из которых видно, что сборник затевался совместный: «У меня есть тоже переводы и мои статьи — все это написанное по его желанию. Ему очень хотелось и очень радовало, что мое имя будет тут же».

В чем выразилось ее авторство и каковы были эти статьи, неизвестно, так как материалы из архива Пассека до нас не дошли. Попытка писательницы заинтересовать проектируемым сборником издателя «Вестника Европы» Стасюлевича успеха не имела.

Получив у Яковлева остаток денег за авторские переводы украинских сказок, она снова вернулась в Москву, провела там почти целый месяц и на обратном пути в Париж опять остановилась в Петербурге у Софьи Карловны Пфель.

18 ноября 1866 года был выпущен из заточения Писарев. Освободили его под поручительство матери без права отлучаться из столицы. Как только он покинул стены Петропавловской крепости, где провел 4 года 4 месяца и 18 дней, за ним было тут же установлено «длительное наблюдение».

Раиса Коренева, в прошлом невеста Писарева, отдавшая руку и сердце некоему Гарднеру, 23 ноября сообщила из Москвы Варваре Дмитриевне, поздравив ее с освобождением Мити: «На днях Марья Александровна едет в Петербург».

В конце ноября состоялась ее встреча с Писаревым, неузнаваемо изменившимся за те годы, что они не виделись. Дмитрий Иванович много раз повторял, что будет с величайшим нетерпением ждать ее' возвращения и постарается обеспечить литературной работой.

В начале декабря Мария Александровна была уже в Париже. Следующие два месяца прошли как в кошмарном сне. Мучительные головные боли, бессонница, затяжная простуда, отчаянные письма в Петербург и Москву с просьбами прислать на короткое время двести или триста рублей, чтобы раздать долги и выбраться из Парижа…

В тоске и одиночестве она встретила 10 декабря. Ей исполнилось 33 года. По тогдашним понятиям — «бальзаковский» возраст, рубеж, за которым остается молодость.

Вот размышления и жалобы, подводящие итог самой счастливой и так резко оборвавшейся полосы ее жизни:

В. В. Пассеку (9 декабря 1866 года): «Невыносимо мне без моего Саши. Все осталось в мире по-прежнему, все по-прежнему я вижу, но все потеряло для меня радость свою. Может, еще много я перечувствую, но уже от радости прежней не встрепенется сердце. Отчего я не могу еще хоть раз обнять его и перенести хоть, как в последнее время, с кровати на диван?…Чужая рука ни одного разу не коснулась его, и до конца он все желал видеть меня».

Т. П. Пассек (10 декабря 1866 г.): «В моей жизни ничто не сбивало меня с принятой дороги, и хотя часом бывало трудно, я все-таки шла по ней и в том, что зовут слабостью, ни я сама, ни другие не упрекнут меня, но я всегда думала и теперь уверена, что тогда только и счастье женщине, когда она так верит, так любит, что покоряется во всем любимому человеку…Есть люди, которые склонны говорить, что он от всего оторвал меня, повредил моему таланту — пусть говорят. Я благословляла его, моего единого и верного друга, за каждое его слово, за каждый взгляд, за каждый совет и желание, благословляю всю жизнь нашу от первого мгновения, когда увидела его, до последнего, когда с ним простилась».